будетъ угодно Эдипу. Возможно, что въ Элевзянскихъ таинствахъ, гдѣ кромѣ радостнаго было и „пугающее“, и притомъ „зрительно пугающее“, было такое-же точь въ точь зрѣ
лище, и эта часть бутафоріи перенесена въ трагедію прямо оттуда. Она только пугаетъ зрителя, ничего ему не объясняя; пугаетъ, на
страиваетъ, подготовляетъ: какъ и слушатель трагедіи Софокла въ эти мгновенія (я это испыталъ) бываетъ приподнятъ, взволнованъ и смущенъ, растроганъ, „ко всему готовъ“. Продол

жимъ. Тайна Сфинкса — та-же, что у Эдипа. Сфинксъ бросился въ море, потому что „тра

гедія началась“ со входомъ Эдипа въ Ѳивы. А Эдипъ сказалъ Сфинксу тоже, что Тезею въ рощѣ: но слушатель, разсказчикъ, зритель, ис
полнитель, субъектъ „божественный“ (Сфинксъ, во всякомъ случаѣ, не земнородное существо) и обыкновенный, въ несеніи одного и того-же вѣдѣнія („тайны“), представляютъ разное, разную среду; и они всѣ разно реагируютъ на прохо
дящее черезъ нихъ какъ бы электричество. Тезей остался жить,выслушавъ „откровеніе“, какъ вѣдь и Эдипъ остался-же, сказавъ Сфинксу. Оба они люди, Эдипъ—пока. Да можетъ быть и Тезей „пока“ же... Вѣдь и Тезей лишь передъ смертью скажетъ кому-то Эдипово слово,—что предста
вляетъ только другой оборотъ выраженія, что Тезей будетъ жить, пока не скажетъ слова, и умретъ сейчасъ-же, какъ передастъ его. Смотря на трагедію въ этомъ ея заключительномъ аккордѣ, я почувствовалъ, что древніе или нѣко
торая часть древнихъ, въ общемъ развитіи ниже насъ стоявшихъ,—въ одномъ отношеніи, и именно „вѣдѣнія“, „знанія“—нообыкновенно надъ нами возвышались. И мы только раскры
ваемъ съ изумленіемъ ротъ, когда они говорятъ твердо о томъ, что для насъ абсолютно невѣдомо, недоступно,—
О тайнахъ вѣчности и гроба.
Эдипъ шепнулъ великую религіозную тайну, „священную сагу“,—какъ вѣроятно она назы
валась въ ихъ время, называлась такъ, можетъ быть, среди „посвященныхъ“ въ Элевзинскія таинства. Скажите, что такое „рай“? Разсказъ
въ первыхъ главахъ Библіи. Тоже, въ своемъ родѣ, „сага“, которой не осязалъ ни одинъ изъ смертныхъ. Сага, „миѳъ“ (какъ сказалъ-бы невѣрующій скептикъ, „матеріалистъ“ нашихъ
дней); но, какъ „слово“, „’enroç“, такъ-ли она призрачна, какъ и прочія слова поэтовъ и ска

зочниковъ? Нѣтъ, „разсказъ о раѣ“, „вѣра въ

рай“ составляетъ до такой степени основной столпъ религіознаго міросозерцанія, что даже и матеріалистъ всякій, желая посмѣяться надъ вѣрующимъ, скажетъ: „неужели вы вѣрите въ религію? Что-же, по вашему, есть въ самомъдѣлѣ рай?“ Такимъ обра
зомъ, „миѳъ“ этотъ, „сага“ входитъ въ самое существо и содержаніе религіи: и мы, начиная дѣтей „учить религіи“ („Законъ Божій“), въ первый-же часъ ученія разсказываемъ имъ „о раѣ“, т. е. передаемъ (по эллинской термино
логіи, какъ сказали-бы они о себѣ) „священную сагу“. Собственно, „религію“ почти всю составляетъ нѣсколько, немного такихъ „священ
ныхъ разсказовъ“, передаваемыхъ преемственно отъ человѣка къ человѣку и отъ народа къ народу: выньте еще другую „сагу“—о Страшномъ
Судѣ: безъ нея и безъ „Рая“ много-ли вообще отъ „религіи“ останется? Между тѣмъ, истины эти, абсолютно никѣмъ не осязавшіяся, какъ
разсказываются вновь каждому рождаемому человѣку, такъ „открылись“ нѣкогда и всему
человѣчеству („откровенная религія“, „религія откровеній“). Но сколько такихъ „сагъ“? Я на

звалъ двѣ. Христіане тоже имѣютъ свое „священ

ное преданіе“, въ первые вѣка сохранявшееся въ тайнѣ, въ катакомбахъ; и внѣ которыхъ нѣтъ его, какъ новой религіи. „Преданія“ эти до такой степени колоссально важны, что прибавка къ извѣстнымъ одного новаго—начинаетъ и „новую религію“. Несомнѣнно, мы, напр., не съ такой могучей реальностью вѣримъ въ рай, какъ національные субъекты - носители этого „преданія“, евреи. Для нихъ „рай“ какъ „бывшее“—во-очію! реальнѣе, чѣмъ для насъ „документальная* и „записанная исторія Алек
сандра Невскаго. Ей-ей! Мы Библіи не читаемъ реально. Для насъ это только „дополненіе“ къ Вавилонскимъ древностямъ. Для евреевъ—это памятникъ ихъ жизни, несомнѣнный, какъ для
насъ Несторъ. „Рай“ для нихъ осязателенъ, какъ для насъ Кіевъ, „мать русскихъ городовъ“; осязателенъ, нагляденъ, очевиденъ. А для насъ— „ сказаніе ...
Но я отвлекся. У грековъ и было вотъ еще, въ нашу религію вовсе не вошедшее, прямо „не дошедшее до насъ“, „затерянное за древ