взойдѳнъ и сданъ „ученому хранителю“ консерваторскаго архива „для вѣчнаго тамъ храненія“, и затѣмъ обратимся къ музыкальнымъ новин
камъ, которыми насъ подарилъ послѣдній изъ „русскихъ симфоническихъ концертовъ“. Концерты эти, какъ извѣстно, устраиваются про
фессорами нашей консерваторіи для поощренія какъ собственной творческой дѣятельности, такъ и усердія ихъ наиболѣе прилежныхъ уче
никовъ, и потому нисколько не удивительно, что лучшими изъ исполненныхъ новинокъ, ока

зались симфоническая иллюстрація къ сказкѣ „Баба-Яга“ проф. Лядова и оркестровая фантазія „Отъ мрака къ свѣту“ проф. Глазунова. По

слѣдняя, впрочемъ, является новинкою лишь относительною, такъ какъ сочинена въ 1894 году.
Такимъ образомъ, мы съ каждымъ концертомъ вновь убѣждаемся, что весь жизненный интересъ къ названному предпріятію поддерживается сочиненіями композиторовъ-профессоровъ, съ характеромъ творчества которыхъ мы за послѣднія двѣ декады успѣли хорошо освоиться. Оста

вивъ поэтому въ сторонѣ вопросъ о „новизнѣ“

упомянутыхъ двухъ произведеній, отмѣтимъ въ „сказкѣ“ г. Лядова большую дозу умѣнія, вкуса и наличіе всѣхъ прочихъ особенностей изящ
наго Лядовскаго письма. Выказанная авторомъ въ этомъ произведеніи виртуозность оркестровки также не содержитъ въ себѣ чего нибудь по существу новаго, а представляетъ лишь весьма умѣлое использованіе пріемовъ, пущенныхъ въ
оборотъ также уже два десятка лѣтъ тому назадъ и съ тѣхъ поръ неукоснительно примѣняемыхъ русскими композиторами, когда рѣчь заходитъ о вѣдьмахъ и лѣшихъ. Болѣе значительнымъ и содержательнымъ произведеніемъ оказалась фантазія г. Глазунова. Цѣлыя двѣ трети этого сочиненія полны глубокаго музыкальнаго инте
реса. Вниманіе слушателя сразу приковывается новизной гармоній и оригинальностью темы хроматическаго характера. Вся обрисовка цар
ства „мрака“ художественна и оригинальна. Поэтично и красиво звучитъ постепенный переходъ отъ „мрака къ свѣту“, но самое торжество, „свѣтъ“, композитору не удалось. Оно без

цвѣтно (отъ обилія свѣта), шумливо и, несмотря на проявленное высокое мастерство въ контра

пунктѣ, даже банально. Названными двумя профессорскими сочиненіями художественный интересъ длинной программы былъ почти исчерпанъ,
ибо симфонія г. Малишевскаго и увертюры гг. Золотарева и Бармотина относятся къ раз
ряду сочиненій, могущихъ претендовать на вниманіе лишь со стороны преподавателей тео

ріи композиціи. И если мѣщанскій эклектизмъ, обнаруженный въ своей симфоніи г. Малишевскимъ, и вдохновилъ одного, въ блаженное дѣт

ство впавшаго, патріарха „русскаго“ искусства на „тостъ“, въ которомъ зтотъ покровитель ху
дожественныхъ микроцефаловъ національнаго направленія привѣтствуетъ въ лицѣ г. Мали
шевскаго „восходящую звѣзду“, то все-таки это еще далеко недостаточно для признанія въ этомъ композиторѣ малѣйшихъ задатковъ самостоятельнаго творчества. Что касается про
чихъ молодыхъ музыкантовъ, выступившихъ со своими сочиненіями на томъ же вечерѣ, то въ
„Деревенскомъ праздникѣ“ г. Золотарева еще найдутся признаки хорошаго музыкальнаго образованія, но грубость письма и обнаружен

ное авторомъ безвкусіе въ выборѣ затрепаннѣйшихъ „русскихъ“ темъ не говорятъ о ре

зультатахъ музыкальнаго воспитанія. О г. Бармотинѣ и этого сказать нельзя; тотъ попросту публично сознался, что, по молодости лѣтъ или по отсутствію дарованія, еще „не можетъ смѣть свое сужденіе имѣть“.
Въ общемъ упомянутые „молодые“ глубоко не интересны и въ ихъ сочиненіяхъ тривіальное пока споритъ съ вульгарнымъ и верхъ надъ
тѣмъ и другимъ одерживаетъ консерваторская рутинная банальность.

А. Н.

ПОЭТЪ БЕЗПЛОТІЯ.
(Ив. Коневской. Стихи и проза. М. 1904).
Тому, кто прочелъ и успѣлъ полюбить сборникъ „Мечты и Думы“ (1900 г.), изданіе „Скорпіона“ не дастъ ничего новаго; но оно напом
нитъ о молодомъ поэтѣ, котораго мало знаютъ и начинаютъ уже забывать, несмотря на его рѣдкій, исключительный талантъ.
В. Брюсовъ удачно характеризуетъ Коневского двумя словами: мудрое дитя. Острая сознательность, разумность — основной тонъ его