тождественно. Въ одномъ случаѣ мы будемъ наслаждаться если и не вполнѣ выясненнымъ (музыка всегда не вполнѣ выяснена), то все-же чѣмъ-то очень легкимъ, внятнымъ, простень
кимъ, въ другомъ случаѣ мы подойдемъ къ самымъ краеугольнымъ вопросамъ бытія, мы коснемся откровенія Божественнаго, насъ наполнитъ трепетъ передъ предчувствіемъ „самаго главнаго“.
Въ романтизмѣ „Руслана и Людмилы“ (ивъ поэмѣ и въ оперѣ), все это есть, но всего этого нѣтъ въ нарядной и раздробленной по
становкѣ оперы Глинки на Императорской сценѣ. Постановка въ общихъ своихъ чертахъ опять такъ-же легкомысленна и вздорна, какъ и всѣ затѣи нашей дирекціи. При огромныхъ затратахъ денежныхъ, при огромномъ штатѣ талантливыхъ и дѣловитыхъ людей—новая дирекція наша не подымается до степени серьез
наго театра. Духъ дилетантизма проникаетъ ее всю и это больше чѣмъ опасно для нашей

сцены. Это одна изъ мерзостей запустѣнія на мѣстѣ святомъ.

Александръ Бенуа. ОСЕННІЙ САЛОНЪ *).
Трудно подыскать болѣе подходящее время для недавно закрывшагося салона. Названіе „Осенняго“,присвоенное новому салону, вполнѣ отвѣчаетъ общему характеру большинства со

бранныхъ въ немъ вещей. Есть что-то сырое, жесткое, холодное, неуютное и старчески дряб

лое въ этомъ такъ называемомъ молодомъ искусствѣ. Большинство вещей производитъ впечатлѣніе грибовъ вырощенныхъ въ сырыхъ погребахъ. Въ нихъ, конечно, есть своя неслож
ная форма или, вѣрнѣе, намекъ на форму, но онѣ не дѣлаются привлекательнѣе и разнооб
разнѣе оттого, что къ нимъ налѣплены разнаго рода кричащіе ярлычки. Одинъ Сезанъ чего стоитъ! Ограниченный, но упорный, онъ ме
тодически выращиваетъ свои грибы, имѣющіе въ себѣ кое-какіе намеки на органическую
О Въ дополненіе къ статьѣ кн. Шервашидве, напечатанной въ предыдущемъ выпускѣ, помѣщаемъ корреспонденціи нашего постояннаго сотрудника. Ред.
связность, но это не дѣлаетъ ихъ менѣе отталкивающими и отвратительными. Что за ужасный
глазъ! Какъ портретистъ онъ не пишетъ свои персонажи, а оплевываетъ ихъ и бьетъ по ще
камъ. Невозможно безъ боли смотрѣть на ис
кривленные въ какихъ то судорогахъ лица съ скошенными глазами и съ сбитыми черепами. Это коллекція исключительныхъ уродовъ, сѣрыхъ, грязныхъ и безжизненныхъ, ко
торые собраны и законопачены въ банки такимъ же вялымъ и безъ всякой жизнеспособности любителемъ невозможнаго. Какъ пейзажистъ онъ нисколько не веселѣе. Но по край
ней мѣрѣ здѣсь у него свой особый своеобраз
ный пріемъ: краски налѣплены какъ куски пластыря. Эта мозаика изъ липкихъ пластырей состоитъ изъ четырехъ убійственныхъ оттѣн
ковъ цвѣтовъ — кирпично-краснаго, зеленаго,
синяго и красно-сѣраго. И вотъ этакого чудилу одинъ изъ извѣстныхъ здѣшнихъ художествен
ныхъ критиковъ, Гюставъ Жефруа, считаетъ по артистическому темпераменту „венеціанцемъ“

и ставитъ въ родъ съ такими мастерами, какъ Манэ, Дегазъ и Ренуаръ!

Такого же точно уровня, если не ниже, другой „гвоздь“ салона, немощный и безвкусный Одилонъ Редонъ, авторъ цѣлаго ряда ребусовъ, ничего общаго не имѣющихъ съ искусствомъ. Лишь полное отсутствіе воображенія и полное техническое неумѣнье можетъ заставить человѣка предаться такимъ безхитростнымъ образомъ магіи шарлатанства. Это то-же теченіе, родоначальникомъ котораго можно назвать англи
чанина Блэка. Но какая же огромная разница въ пріемахъ. Блэкъ хорошей школы художникъ и порой, несмотря на чудачества, у него встрѣчаются прямо талантливые и интересные мо
тивы, Редонъ же полная немощь. Онъ насаживаетъ свои робкія каракульки одна возлѣ дру
гой безъ всякой мысли объ общемъ и цѣломъ и заполняетъ такимъ образомъ пространство отъ края и до края, и получаются „Géraniums“, „fleurs étranges“ или „Panneau décoratif“. И что за смѣхотворный рисовальщикъ! По дилетант

ской безхарактерности и по отсутствію художественнаго фокуса, композиціи 0. Редона напо

минаютъ рисунки спиритическихъ журналовъ, которые черезъ медіумовъ исполняютъ Карлъ V, Игнатій Лойола, Наполеонъ I и другіе знаменитыя личности. Среди большого количества