которых, после тщательного отбора, были признаны заслуживающими печати около 500 и допущены на конкурс около 150!
Вся жизнь современной, а отчасти и старой деревни отражается целиком в этих пьесах, написанных прямо с натуры, написанных, конечно, в большинстве случаев рукою неопытной, но нередко свер
кающих подлинным талантом художника-самородка и дарящих образами незабываемо яркими. Много «агиток» характера агрикультурного, политического, санитарного, антирелигиозного, по страхованию, по животноводству и т. п. Но как далеко ушли эти пьесы от беспомощных «агиток» первых лет революции, фабрикуемых и сейчас еще «для деревни»! Какое знание жизни, быта и крестьянской психологии!
Таково богатейшее содержание этих пьес, написанных в огромном большинстве случаев крестьянами [*)]. Пьес, среди которых, наряду с «агит
ками», имеется длинный ряд в полном смысле слова художественных произведений, в которых отражены и старые и новые, и светлые и темные стороны деревни.
Более того, оказывается, что
есть авторы, пьесы которых ужо шли — и не раз — на деревенской сцене. Один из них прислал на конкурс уже 9-ую свою пьесу. В деревне, как в Москве или Ленинграде, есть свой штат драматургов, постоянно обслуживающих свой театр. Есть свои талантливые актеры и актрисы, для которых, быть может, пишутся, как в Москве, специальные пьесы. Один из деревен
[*)] Одно перечисление тем крестьянской драматургии занимает в статье т. Карпинского длинный столбец.
ских актеров, приславший пьесу, сообщает, что он уже 8 лет выступает на деревенских революционных подмостках. Есть в деревне свои «заслуженные» и неведомые, по воистину «народные» артисты Республики.
После этого нельзя не согласиться с т. В. Карпинским, что полтысячи одобренных к печати пьес должны положить конец сказке об отсутствии у нас советского репертуара. Действительно, факт представления на конкурс 4.000 подлинно народных пьес, — факт величайшего культурного значе
ния, факт неслыханный и немыслимый ни в одной из стран капиталистического мира, — не должен остаться незамеченным.
Мы часто слепы, часто глухи к живой действительности, мы варимся в собственном соку всяких студий, кружков, литературных кабачков, но зная, не желая знать окружающей жизни и се творцов, стараясь высасывать из пальца литературные сюжеты.
А тут же рядом — непочатый край богатейшего материала, рожденного подлинно народным, массовым крестьянским творчеством. Как же не закричать после этого вместе с т. Карпинским:
Писатели, драматурги, поэты, редакторы, режиссеры, кино-сценаристы, актеры, агитаторы, пропа
гандисты. политики, социологи, издатели, какой для вас богатый источник тем, фактов, характеров, типов, настроений, социальных столкновений, новых образов, новых слов и выражений, поговорок, частушек, лите
ратурных приемов, агитационно - пропагандистских подходов и всякого иного материала!
Имеющие уши — да слышат!


„Искусство в опасности


(Окончание см. № 13 «Ж. И.»).
Пролетарский художник может выйти из крестьян или мелкой буржуазии, если только он про
шел, так сказать, сквозь пролетариат, его жизнь и настроения. А пролетарий, если хочет сделаться художником, неминуемо должен оторваться от чисто пролетарской жизни, ибо специальное образование приобретается многими годами учебы. Ничего Гросс не упустил, а по-просту и ясно говорит: худож
ник (а художник есть особого рода ремесленник) и интеллигент, хотя бы он вышел из рабочего класса, должен выбирать между умирающим буржуазным искусством и подлинным новым искус
ством. А в этом искусстве есть два типа. Один— искусство производства полезных вещей, — он пой
дет к индустрии; другой — социально полезные и
действенные картины и рисунки, пропитанные пролетарской тенденцией. В предисловии, которое дается к этой замечательной брошюре редакто
ром, выступающим от имени Художественного Отдела ГПП Наркомпроса, — грех заслонять эти мысли.
Дальше следуют такие соображения.
Самого Гросса не так-то просто представить себе в условиях советской страны: абсолютно неизвестно, смог ли бы этот мастер изобразитель
ных сцен, разоблачающих буржуазное общество, справиться с нуждами нашей эпохи, с художествен
ными штандартами победившее рабочего класса.
Что это такое как не великая путаница, заслоняющая коммунистические идеи Гросса? Да, Гросс живет в Германии, в стране, находящейся в тяжелом положении, еще не выбившейся из-под
власти буржуазии. Поэтому ему, конечно, гораздо труднее развертывать пролетарскую графику и живопись, у него слишком мало светлых впечатлений, он преисполнен больше злобой, чем ра
достностью. Это отражается на его произведениях, в этом, так сказать, его ограниченность, которую он и сам сознает. В. Перцов намекает, что если
бы завтра в Германии произошла революция и пролетариат победил бы, то Гросс оказался бы рыбой, выброшенной на берег. Индивидуально тот или другой художник может действительно оказаться приспособленным только к определен
ной эпохе, — это бывает. Можно сказать, что все пролетарское искусство должно всемерно, вольно развиваться после победы. В этом отношении художники Германии могут только завидовать нашим художникам: и если наши художники не могут пока еще ознаменовать своего творчества дей
ствительно первоклассными произведениями, то это свидельствует лишь о том, что наше левое искусство не нашло (отчасти благодаря таким идеям, которые развивает В. Перцов) прямого пути к тенденциозному, т. е. выразительному идейному искусству. А так называемые «правые», т. е. придер
живающиеся реалистической живописи, в одной своей части остаются в плену у старых, социально почти совершенно не ценных тем, частью не только не опередили техники старых мастеров реализма, но даже не сравнялись с нею. Тем не менее можно
сказать, что и с двух сторон — и со стороны АХРР‘а и со стороны ОСТ‘а, — мы имеем сейчас интересные движения и что в этих продвижениях не цар