пролетарский писатель и написал „Капитал“ так, что средний рабочий его понять не может. Нельзя говорить, что мы не имеем права поставить симфонию Маллера, потому что она сложна. Наша культура такова, что мы
должны головой этой культуры и как можно большей поверхностью этой головы превосходить Европу со всей ее культурой, мы должны идти в авангарде человечества, и мы никогда не будем окургужены. Даже такой спек
такль типа „Ревизора“, который настолько превосходит нынешний уровень зрителя, не только масс, но и более высоких этажей, что не воспринимается, и поэтому, как на одном из диспутов говорил товарищ из ВЦСПС— такую расточительность нельзя допускать, даже спектакль настолько авангардного характера, что он оторван от нашей нынешней действительности, представляет со
бой весьма сложный эксперимент — мы можем сказать— очень хорошо, если он буДет встречаться, и даже часто это будет свидетельствовать об очень быстром росте нашей культуры.
Из этого некоторые делают вывод такой, что все должны стремиться к этому. Тов. Чижевский говорил, что это значит, что существуют театры аристократические, в которые нашего брата не пускают, — я не желаю
писать для МГСПС, который является театром рабочим, я желаю, чтобы мою пьесу играл МХАТ. МХАТ-у, как театру академическому и театру тончайшего искусства, нечего делать с агитационным спектаклем. Нельзя вместо колокольного звона поставить на площади культурнейший Оркестр и заставить его изображать колокола. Для MXАТ-а надо писать пьесы, которые были бы чрезвычайно тон
кими по своей структуре. Я совершенно понимаю, что коммунист, который хочет подтянуть в культурном отно
шении отсталую, но бесконечно драгоценную политически массу к себе, может с огромным интересом, с под
черкнутым интересом относиться к общедоступной пьесе, которая в художественном отношении может быть ни
сколько не хуже этих тонких пьес, но которая может быть чудом искусства, но которая вместе с тем рассчитана на зрителя, который живет массивными противо
поставлениями, который не может теряться в деталях, который иностранных слов не понимает, для которого многие положения совершенно не приемлемы. Когда в МГСПС ставили мою пьесу „Герцог“, я после этого разговаривал с рабкорами и выражение „отец мой“, на
правленное к монаху, было понято так, что это действительно отец, а это его дочь. Даже не подумаешь, чтобы возможна была такая вещь, а между тем, она фактически имела место. Там нужна чрезвычайная осторожность и чрезвычайное знание того объема зрителей и того слово
употребления, которое имеется в рабочей среде и вряд ли
кто-нибудь, кроме рабочего автора или очень близкого к рабочей среде коммуниста в состоянии эту благороднейшую и важнейшуЮ задачу обслуживания театра, широкого, популярного, выполнить.
Так что я совершенно определенно заявляю, что правильное развитие наших театров, не только театраль
ною репертуара, но и приемов театральных, возможно только в том случае, если мы сумеем, начиная с кре
стьянскою самодеятельного театра, наиболее соприкасающеюся с массами, и продолжая высочайшими достиже
ниями театральною искусства, занять все эти ступени. Разумеется, известная пропорцию тут должна быть выдер
жана, но она часто не сразу может быть не только най
дена, но и осуществлена, ибо старые театры мы унаследовали в сравнительно приличном состоянии, а других— совсем не было. Нам гораздо легче идти по линии Профобра, потому что мы унаследовали огромное коли
чество учебных заведений, чем по линии Главполитпросвета, который просто не существовал. Поэтому прихо
дится огромное внимание обращать на совершенно новые формы работы.
Теперь я перехожу к некоторым вопросам театральной политики, которые чрезвычайно важны, и здесь мы встречаем наибольшее количество затруднений, потому что Наркомпрос мог вести театральную политику, мог проводить линию театральной политики, насколько это от него зависело при постоянной поддержке РАБИС-а, с которым мы вместе подписывали наши декларации и шли более или менее нога в ногу. Но это не значит совсем, чтобы от Наркомпроса зависела государственная театральная политика.
И вас ознакомил с некоторыми затруднениями Наркомпроса с прежним РеперткоМом. Беспрерывно и очень
часто ставилось на вид Наркомпросу недостаточное руководство. Дело не зависело от нас или только зависело в некоторой степени.
Госплан недавно обсуждал наш доклад о театральной политике и, в общем, ее одобрил, можно сказать, даже полностью одобрил ее принципы, но указал некоторые дефекты не политики, а состояния наших театров и пы
тался в некоторой степени обвинить в этом Наркомпрос, не то, чтобы обвинить, но сказать, что здесь есть вина и Наркомпроса. Между тем, мы смогли доказать и в ско
ром времени это будет в окончательной форме принято и опубликовано, что вины Наркомпроса здесь нет. Вследствие неупорядоченности финансов и хозяйства театров, театры зависят от платящею зрителя.
Во-первых, не нужно преувеличивать эту зависимость. Сейчас советский фильм, советская пьеса дают лучший сбор, не напрасно же у кассы Малого театра стоит хвост
на „Любовь Яровую“, которая является революционной пьесой. Много значит и то, что у нас имеется прекрасная организацию распространения билетов. Мне, правда, гово
рили, что билеты все-таки попадают не рабочим, а служащим — пусть ВЦСПС по своей линии подтянет проф
союзы, но факт тот, что около 40% билетов мы передаем непосредственно в руки профессиональных организаций и рабочего класса, и эта часть мест всегда бывает занята в театре, это значит, что рабочие в известной степени оплачивают театр. Театр достиг известного благосостоянию, и, в конце концов, мы более или менее сводим концы с концами, без дефицита, в особенности такой огромный дорогой театр, как Большой. Это показывает, что в значительной степени правильной была постановка вопроса об абонементах и мы эту систему ввели и дока
зали, что профессионально-организованный зритель может в значительной степени оплачивать наши спектакли, но если я говорил, что, в сущности говоря, мы никак не можем сказать, чтобы мы могли оправдать театры в том, что они ставят „хлебные пьесы“, потому, что выхода
другого нет, то с этим сравнительно легко бороться. Это не значит, чтобы под этим крылась некоторая, чрезвы
чайно глубокая язва нашей театральной жизни, которая служит источником всех тех недомоганий, которые мы испытываем. Она заключается в том, что. как никак, а театр наш находится на самоокупаемости, т. е. ему дается такая субсидия, которая является одной десятой или одной двадцатой частью того, что ему необходимо, остальное он должен добирать. В культурном государстве, которое принимает театр за часть своего культур
ною аппарата, который относится к театру, как к субъекту, который воздействует на публику, на театр нельзя смотреть не только как на источник дохода, как кое-где смотрят, но просто, как на вещь, которая непременно должна быть на самоокупаемости. Это все равно, что поставить школьное дело на самоокупаемость. Правда, у нас есть такое безобразное явление. Недавно Коллегию Наркомпроса, по докладу МОНО, констатировала, что MÖHO перевел на самоокупаемость все повышенные школы, все профессиональные курсы, соответствующие последним классам бывших гимназий и реальных училищ, перевел на самоокупаемость. При всех оговорках, разве это мыслимое дело? — Разве когда-нибудь можно с этим примириться? — Если в такой области, как народное образование, такие промахи возможны, тем более возможно такое небрежное отношение к театру, но совершенно ясно, что театр выйдет из-под всякою влияния платящей публики и попадет под сугубое влияние нашей публики, если ему будет дана возможность широко с ней соприкасаться.
Недавно я разговаривал с комсомольцами, которые хотят устроить свой собственный театр, я сейчас оставляю в стороне вопрос об устройстве ими собственною театра. С величайшим одушевлением они приняли такое
заявление — разве вы думаете, что в нашем общем театре нет пьес, которые вы хотите посмотреть. Да еще бы, мы хлынули бы туда — денег нет. При нынешнем состоянии кассы театр не может распространять билеты даром, оче
видно, что здесь нужно либо дать какие-то средства, как когда то Афинская республика давала средства на покупку билетов. Если вы считаете такую-то пьесу поло
жительной или нужной, дайте Пролетстуду известную стипендию на покупку билетов, дайте ее через МК Комсомола.
(Продолжение следует)
должны головой этой культуры и как можно большей поверхностью этой головы превосходить Европу со всей ее культурой, мы должны идти в авангарде человечества, и мы никогда не будем окургужены. Даже такой спек
такль типа „Ревизора“, который настолько превосходит нынешний уровень зрителя, не только масс, но и более высоких этажей, что не воспринимается, и поэтому, как на одном из диспутов говорил товарищ из ВЦСПС— такую расточительность нельзя допускать, даже спектакль настолько авангардного характера, что он оторван от нашей нынешней действительности, представляет со
бой весьма сложный эксперимент — мы можем сказать— очень хорошо, если он буДет встречаться, и даже часто это будет свидетельствовать об очень быстром росте нашей культуры.
Из этого некоторые делают вывод такой, что все должны стремиться к этому. Тов. Чижевский говорил, что это значит, что существуют театры аристократические, в которые нашего брата не пускают, — я не желаю
писать для МГСПС, который является театром рабочим, я желаю, чтобы мою пьесу играл МХАТ. МХАТ-у, как театру академическому и театру тончайшего искусства, нечего делать с агитационным спектаклем. Нельзя вместо колокольного звона поставить на площади культурнейший Оркестр и заставить его изображать колокола. Для MXАТ-а надо писать пьесы, которые были бы чрезвычайно тон
кими по своей структуре. Я совершенно понимаю, что коммунист, который хочет подтянуть в культурном отно
шении отсталую, но бесконечно драгоценную политически массу к себе, может с огромным интересом, с под
черкнутым интересом относиться к общедоступной пьесе, которая в художественном отношении может быть ни
сколько не хуже этих тонких пьес, но которая может быть чудом искусства, но которая вместе с тем рассчитана на зрителя, который живет массивными противо
поставлениями, который не может теряться в деталях, который иностранных слов не понимает, для которого многие положения совершенно не приемлемы. Когда в МГСПС ставили мою пьесу „Герцог“, я после этого разговаривал с рабкорами и выражение „отец мой“, на
правленное к монаху, было понято так, что это действительно отец, а это его дочь. Даже не подумаешь, чтобы возможна была такая вещь, а между тем, она фактически имела место. Там нужна чрезвычайная осторожность и чрезвычайное знание того объема зрителей и того слово
употребления, которое имеется в рабочей среде и вряд ли
кто-нибудь, кроме рабочего автора или очень близкого к рабочей среде коммуниста в состоянии эту благороднейшую и важнейшуЮ задачу обслуживания театра, широкого, популярного, выполнить.
Так что я совершенно определенно заявляю, что правильное развитие наших театров, не только театраль
ною репертуара, но и приемов театральных, возможно только в том случае, если мы сумеем, начиная с кре
стьянскою самодеятельного театра, наиболее соприкасающеюся с массами, и продолжая высочайшими достиже
ниями театральною искусства, занять все эти ступени. Разумеется, известная пропорцию тут должна быть выдер
жана, но она часто не сразу может быть не только най
дена, но и осуществлена, ибо старые театры мы унаследовали в сравнительно приличном состоянии, а других— совсем не было. Нам гораздо легче идти по линии Профобра, потому что мы унаследовали огромное коли
чество учебных заведений, чем по линии Главполитпросвета, который просто не существовал. Поэтому прихо
дится огромное внимание обращать на совершенно новые формы работы.
Теперь я перехожу к некоторым вопросам театральной политики, которые чрезвычайно важны, и здесь мы встречаем наибольшее количество затруднений, потому что Наркомпрос мог вести театральную политику, мог проводить линию театральной политики, насколько это от него зависело при постоянной поддержке РАБИС-а, с которым мы вместе подписывали наши декларации и шли более или менее нога в ногу. Но это не значит совсем, чтобы от Наркомпроса зависела государственная театральная политика.
И вас ознакомил с некоторыми затруднениями Наркомпроса с прежним РеперткоМом. Беспрерывно и очень
часто ставилось на вид Наркомпросу недостаточное руководство. Дело не зависело от нас или только зависело в некоторой степени.
Госплан недавно обсуждал наш доклад о театральной политике и, в общем, ее одобрил, можно сказать, даже полностью одобрил ее принципы, но указал некоторые дефекты не политики, а состояния наших театров и пы
тался в некоторой степени обвинить в этом Наркомпрос, не то, чтобы обвинить, но сказать, что здесь есть вина и Наркомпроса. Между тем, мы смогли доказать и в ско
ром времени это будет в окончательной форме принято и опубликовано, что вины Наркомпроса здесь нет. Вследствие неупорядоченности финансов и хозяйства театров, театры зависят от платящею зрителя.
Во-первых, не нужно преувеличивать эту зависимость. Сейчас советский фильм, советская пьеса дают лучший сбор, не напрасно же у кассы Малого театра стоит хвост
на „Любовь Яровую“, которая является революционной пьесой. Много значит и то, что у нас имеется прекрасная организацию распространения билетов. Мне, правда, гово
рили, что билеты все-таки попадают не рабочим, а служащим — пусть ВЦСПС по своей линии подтянет проф
союзы, но факт тот, что около 40% билетов мы передаем непосредственно в руки профессиональных организаций и рабочего класса, и эта часть мест всегда бывает занята в театре, это значит, что рабочие в известной степени оплачивают театр. Театр достиг известного благосостоянию, и, в конце концов, мы более или менее сводим концы с концами, без дефицита, в особенности такой огромный дорогой театр, как Большой. Это показывает, что в значительной степени правильной была постановка вопроса об абонементах и мы эту систему ввели и дока
зали, что профессионально-организованный зритель может в значительной степени оплачивать наши спектакли, но если я говорил, что, в сущности говоря, мы никак не можем сказать, чтобы мы могли оправдать театры в том, что они ставят „хлебные пьесы“, потому, что выхода
другого нет, то с этим сравнительно легко бороться. Это не значит, чтобы под этим крылась некоторая, чрезвы
чайно глубокая язва нашей театральной жизни, которая служит источником всех тех недомоганий, которые мы испытываем. Она заключается в том, что. как никак, а театр наш находится на самоокупаемости, т. е. ему дается такая субсидия, которая является одной десятой или одной двадцатой частью того, что ему необходимо, остальное он должен добирать. В культурном государстве, которое принимает театр за часть своего культур
ною аппарата, который относится к театру, как к субъекту, который воздействует на публику, на театр нельзя смотреть не только как на источник дохода, как кое-где смотрят, но просто, как на вещь, которая непременно должна быть на самоокупаемости. Это все равно, что поставить школьное дело на самоокупаемость. Правда, у нас есть такое безобразное явление. Недавно Коллегию Наркомпроса, по докладу МОНО, констатировала, что MÖHO перевел на самоокупаемость все повышенные школы, все профессиональные курсы, соответствующие последним классам бывших гимназий и реальных училищ, перевел на самоокупаемость. При всех оговорках, разве это мыслимое дело? — Разве когда-нибудь можно с этим примириться? — Если в такой области, как народное образование, такие промахи возможны, тем более возможно такое небрежное отношение к театру, но совершенно ясно, что театр выйдет из-под всякою влияния платящей публики и попадет под сугубое влияние нашей публики, если ему будет дана возможность широко с ней соприкасаться.
Недавно я разговаривал с комсомольцами, которые хотят устроить свой собственный театр, я сейчас оставляю в стороне вопрос об устройстве ими собственною театра. С величайшим одушевлением они приняли такое
заявление — разве вы думаете, что в нашем общем театре нет пьес, которые вы хотите посмотреть. Да еще бы, мы хлынули бы туда — денег нет. При нынешнем состоянии кассы театр не может распространять билеты даром, оче
видно, что здесь нужно либо дать какие-то средства, как когда то Афинская республика давала средства на покупку билетов. Если вы считаете такую-то пьесу поло
жительной или нужной, дайте Пролетстуду известную стипендию на покупку билетов, дайте ее через МК Комсомола.
(Продолжение следует)