ривала съ Петькой Каменевымъ. На Остапа дохнуло ч Ьмъ-то волнующимъ и жаркимъ отъ ея фигуры—передъ нимъ была загадка и смутное, но властное желаше разгадать эту неуловимую прекрасную тайну, охватило его.
Встретившись глазами съ Петькой, онъ позвалъ его, сдЪлавъ конспиративный жестъ рукою.
— Что?—неохотно подошелъ тотъ. — Представь меня ей.
— Да меня самого только часъ тому назадъ представили,— замялся тотъ.
Остапъ подхватилъ упиравшагося Петьку подъ руку и направился къ ней. Сопротивляться было поздно—она на нихъ смотрела, и Петька покорился.
Дальше между ними завязалась жестокая борьба. Петька умелъ танцовать, и Остапъ съ мучительной завистью смотрелъ, какъ онъ кружится въ вальсе, обхвативъ ея стань рукой.
Онъ проклиналъ себя за то, что прожилъ столько и не выучился танцамъ. Зато, когда она сидела рядомъ, онъ всецело завладевалъ ея внимашемъ фейерверкомъ остротъ и меткихъ характеристикъ окружающихъ.
Она непринужденно смеялась, разговаривая только съ нимъ. Петька мрачно сиделъ, пытаясь иногда вставить и свое слово, которое, казалось, не достигало ея ушей. Остапъ явно забиралъ все авансы.
Когда она уронила вееръ, оба стремительно кинулись къ ея ногамъ, но и тутъ Остапъ успелъ на одну десятую се
кунды раньше. Когда кому-то пришла въ голову гешальная мысль потушить на минуту электричество, Остапъ подъ вой и вскрики публики, ощутилъ въ груди приливъ такой дерзости, что нагнулся и поцеловалъ ей руку какъ разъ въ томъ ме
сте, где заметилъ раньше розовую полоску между краемъ шелковой перчатки и рукавомъ кофточки.
Она продолжала также непринужденно разговаривать, смеяться, точно ничего не заметила. Только въ глазахъ заметались искорки.
Остапъ уже не владелъ собой, онъ точно сорвался съ гвоздика.
Наконецъ, она собралась уходить. Петька съ упорнымъ и злымъ лицомъ занялъ позицш у двери съ такимъ расчетомъ, чтобы, пропустивъ ее впередъ, загородить вследъ проходъ, но Отстапъ въ решительный моментъ подставилъ Петьке плечо и прошелъ за ней. Петька отсталъ. дело для него было окончательно проиграно.
— Какъ сыро!—нерешительно остановилась она передъ мокрой блестящей улицей, запахивая горжетку и подбирая платье.
Остапка подхватилъ ее подъ руку и, не давъ опомниться, почтительно раскрылъ дверцы ближайшаго ф1акра. Кучеръ хлопнулъ бичемъ и ф1акръ тронулся рысью вдоль улицы.
Остапъ поднесъ неподвижную маленькую ручку къ губамъ и покрылъ ее поцелуями. Она не отнимала руки и сидела молча, откинувшись въ уголъ кареты. Это придало ему дер
зости, онъ поцеловалъ руку выше локтя и, потянувшись къ неясно вырисовавшемуся въ темноте профилю, коснулся губами лица.
Произошло нечто совсемъ неожиданное—онъ получиль вдругъ звонкую пощечину, затемъ другую... Пощечины,
гневныя и быстрый, сыпались одна за другой, попадая каждый разъ въ одно и то же место. Отъ гнева, стыда и неожиданно
сти онъ растерялся, не поднялъ даже рукъ, чтобы защититься, и молча, глупо отсчитывалъ: разъ, два... Насчиталъ ихъ ровно пять.
Потомъ онъ разгляделъ въ темноте прекрасное, разгневанное личико, сверкаюнце возмущешемъ глаза и прелестный губки, сложенный въ уничтожающе-презрительную гримасу.
Не отдавая себе отчета, онъ порывисто потянулся, крепко1 поцеловалъ искривленныя гневомъ губки и покорно подставилъ другую щеку.
Это было принято весело: она расхохоталась.
Когда кучеръ остановился у дверей дома, где она жила, они были уже вполне друзьями. — Хотите чаю?
— Съ удовольсгаемъ. Только поздно,—выразилъ сожалеше Остапка.
— Ничего. Мы пройдемъ потихоньку, у меня есть ключъ. — А вы его не забыли дома?—тревожно спросилъ онъ, съ безпокойствомъ следя за темъ, какъ она рылась въ сумке.
Портретъ.
А. Галленъ.
«Изъ страны, страны далекой...» Ему ответили присоединивннесящъ разныхъ концахъ зала друпе голоса и черезъ несколь
ко секундъ посреди зала образовался и загремелъ уже мощный хоръ.
Сделавъ несколько шаговъ, Остапъ остановился, точно пораженный. Передъ нимъ сидела женщина въ полной силе и обаянш своей красоты. Овальное лицо съ большими темными глазами, сверкало матовой белизной, темной, какъ ночь,
оправе пышныхъ волосъ, искусно скрепленныхъ на затылке въ простой, но изящный узелъ. На,точно точеной,шее блестя
щей змейкой обвивалась тонкая нитка жемчуга. Платье было_открыто спереди, какъ разъ на столько, что позволяло смутно угадывать дальше прелестную линш груди.
Встретившись глазами съ Петькой, онъ позвалъ его, сдЪлавъ конспиративный жестъ рукою.
— Что?—неохотно подошелъ тотъ. — Представь меня ей.
— Да меня самого только часъ тому назадъ представили,— замялся тотъ.
— Ничего, представь.
Остапъ подхватилъ упиравшагося Петьку подъ руку и направился къ ней. Сопротивляться было поздно—она на нихъ смотрела, и Петька покорился.
Дальше между ними завязалась жестокая борьба. Петька умелъ танцовать, и Остапъ съ мучительной завистью смотрелъ, какъ онъ кружится въ вальсе, обхвативъ ея стань рукой.
Онъ проклиналъ себя за то, что прожилъ столько и не выучился танцамъ. Зато, когда она сидела рядомъ, онъ всецело завладевалъ ея внимашемъ фейерверкомъ остротъ и меткихъ характеристикъ окружающихъ.
Она непринужденно смеялась, разговаривая только съ нимъ. Петька мрачно сиделъ, пытаясь иногда вставить и свое слово, которое, казалось, не достигало ея ушей. Остапъ явно забиралъ все авансы.
Когда она уронила вееръ, оба стремительно кинулись къ ея ногамъ, но и тутъ Остапъ успелъ на одну десятую се
кунды раньше. Когда кому-то пришла въ голову гешальная мысль потушить на минуту электричество, Остапъ подъ вой и вскрики публики, ощутилъ въ груди приливъ такой дерзости, что нагнулся и поцеловалъ ей руку какъ разъ въ томъ ме
сте, где заметилъ раньше розовую полоску между краемъ шелковой перчатки и рукавомъ кофточки.
Она продолжала также непринужденно разговаривать, смеяться, точно ничего не заметила. Только въ глазахъ заметались искорки.
Остапъ уже не владелъ собой, онъ точно сорвался съ гвоздика.
Наконецъ, она собралась уходить. Петька съ упорнымъ и злымъ лицомъ занялъ позицш у двери съ такимъ расчетомъ, чтобы, пропустивъ ее впередъ, загородить вследъ проходъ, но Отстапъ въ решительный моментъ подставилъ Петьке плечо и прошелъ за ней. Петька отсталъ. дело для него было окончательно проиграно.
— Какъ сыро!—нерешительно остановилась она передъ мокрой блестящей улицей, запахивая горжетку и подбирая платье.
Остапка подхватилъ ее подъ руку и, не давъ опомниться, почтительно раскрылъ дверцы ближайшаго ф1акра. Кучеръ хлопнулъ бичемъ и ф1акръ тронулся рысью вдоль улицы.
Остапъ поднесъ неподвижную маленькую ручку къ губамъ и покрылъ ее поцелуями. Она не отнимала руки и сидела молча, откинувшись въ уголъ кареты. Это придало ему дер
зости, онъ поцеловалъ руку выше локтя и, потянувшись къ неясно вырисовавшемуся въ темноте профилю, коснулся губами лица.
Произошло нечто совсемъ неожиданное—онъ получиль вдругъ звонкую пощечину, затемъ другую... Пощечины,
гневныя и быстрый, сыпались одна за другой, попадая каждый разъ въ одно и то же место. Отъ гнева, стыда и неожиданно
сти онъ растерялся, не поднялъ даже рукъ, чтобы защититься, и молча, глупо отсчитывалъ: разъ, два... Насчиталъ ихъ ровно пять.
Потомъ онъ разгляделъ въ темноте прекрасное, разгневанное личико, сверкаюнце возмущешемъ глаза и прелестный губки, сложенный въ уничтожающе-презрительную гримасу.
Не отдавая себе отчета, онъ порывисто потянулся, крепко1 поцеловалъ искривленныя гневомъ губки и покорно подставилъ другую щеку.
Это было принято весело: она расхохоталась.
— Это мне нравится! Я не думала что... что вы такой... оригинальный.
Когда кучеръ остановился у дверей дома, где она жила, они были уже вполне друзьями. — Хотите чаю?
— Съ удовольсгаемъ. Только поздно,—выразилъ сожалеше Остапка.
— Ничего. Мы пройдемъ потихоньку, у меня есть ключъ. — А вы его не забыли дома?—тревожно спросилъ онъ, съ безпокойствомъ следя за темъ, какъ она рылась въ сумке.
Когда забрезжило наступавшее утро, тихо растворилось
окно, Остапъ огляделся, прислушался къ безмолвной предраз
Портретъ.
А. Галленъ.
«Изъ страны, страны далекой...» Ему ответили присоединивннесящъ разныхъ концахъ зала друпе голоса и черезъ несколь
ко секундъ посреди зала образовался и загремелъ уже мощный хоръ.
Сделавъ несколько шаговъ, Остапъ остановился, точно пораженный. Передъ нимъ сидела женщина въ полной силе и обаянш своей красоты. Овальное лицо съ большими темными глазами, сверкало матовой белизной, темной, какъ ночь,
оправе пышныхъ волосъ, искусно скрепленныхъ на затылке въ простой, но изящный узелъ. На,точно точеной,шее блестя
щей змейкой обвивалась тонкая нитка жемчуга. Платье было_открыто спереди, какъ разъ на столько, что позволяло смутно угадывать дальше прелестную линш груди.