Скульпторъ шриоъ Оскаровичъ Фредмааъ-Клюзель взбралъ своею спещальностью театръ во всемъ его ыногообразш типовъ. Публика хорошо знакома только
съ небольшимъ числомъ его работъ,относящихся главнымъ образомъ къ драм* (К. А. Варламовъ, В. Н. Давыдову В. В. Стр’Ьльская, и др.). Между т*мъ главная его область—балетъ. Вь овеществ^енш нашихъ то огяенныхъ, то воздушныхъ, то демонически страстны хъ, то ангельски чистыхъ балеринъ онъ им Ьетъ
мало соперниковъ даже на Запад*. Be удивительно, что н*сколько его статуй
пр1обр*тено съ первой же выставки, устроенной Б. О. въ Париж*, Люксенбургскимъ музеемъ. Мы воспроизводимъ зд*сь Htсколько посл*днихъ работъ, дтя которыхь
натурщицами служили балерины Импера
торскаго Маршнскаго театра.

Скульпторъ Б. О. Фредманъ-Клюзель.

свЪтной тишине, перекинулъ ноги черезъ подоконншсь и мягко спрыгнулъ прямо на цветочную клумбу. Всл1здъ за нимъ, вертясь, полетело нисколько сбитыхъ ногою листочковъ плюща.
Ей лҍнь было спускаться открывать дверь. За калиткой Остапъ оста
новился, подумалъ несколько секундъ и решительно повернулъ къ реке.
Bet струны его души звучали первымъ торжественнымъ тем
помъ любви, а тишина и очаровагйе Няющаго голубого утра удивительно соответствовали этой музыке. Онъ съ легкой досадой думалъ о томъ, что при
дется все-таки лечь спать, а потомъ все станетъ прошлымъ,
после временной смерти сна. Да и спать не хотелось. Неизведанпымъ приливомъ бодрости и энергш наполнило его это раннее утро. Онъ зашелъ въ подвернув
шееся кафе рабочихъ, выпилъ чашку чернаго кофе съ ромомъ и пошелъ дальше за городъ.
Солнце одело пышной золотой бахромой дальшя верхушки синевшихъ горъ, лесъ стоялъ не
подвижно, река возбужденно и радостно что-то лепетала. Остапъ, лежа на траве, вслушивался въ музыку просыпающейся жизни,
смотрелъ, какъ въ тени нависшихъ кустовъ, низко надъ водой, порхали изящныя, стрекозы и думалъ о томъ, что жизнь человека со дня его рождешя до смер
ти есть непрерывная цепь событш, въ которой звенья счастья и несчастья идутъ сер1ями... Онъ теперь въ сер in счастья и нужно пользоваться... Имъ овладело ли
хорадочно волнующее желаше жить, не прерывать этой цепи, не разделять звеньевъ.
Разделся, выкупался въ реке, бодрый и свежШ, быстро пошелъ въ городъ.
(Г- Будто выполняя давно задуманный планъ, зашелъ въ цве
точный магазинъ, купилъ роскошный букетъ нарцисовъ и только на перекрестке двухъ улицъ нерешительно остановился:
— Эта еще спить, пойду къТосе,—решилъ онъ, поколебавшись съ минуту.

М. Врановъ. Лиловый

колокольчикъ. Колокольчикъ трепетный, ли

ловый,
На заре расцветшш у до
роги...
Какъ ему все чувства жизни
новы!
Онъ глядитъ въ лазурные чертоги
Съ думой светлою о Бо
ге...

Вотъ взглянулъ изъ-за лес

ной опушки
Солнечный кудесникъ, —

улыбнулся,

Хмурыхъ сосенъ дымныя

верхушки

Онъ целуетъ... И цветка коснулся...
Колокольчикъ встрепенул
ся

И ответною зарделся ла

ской...
Въ немъ впервые сердце
бьется шибко

И ему все мнится дивной

сказкой.

А кудесникъ всталъ надъ жатвой зыбкой

И дразнить своей улыб

кой...
Вдругъ лазурь кругомъ за
тмили тучи,

Озарились молшей огне

вой,—
Грянулъ громъ, полился
дождь плакучш
И прйгнулъ къ земле цве

токъ лиловый.