puс. Савицкаго БУДКЕВИЧ - Гнедочкин
МИХ. ЛЕВИДОВ
*** Увы! тов. Ромашов!
Очередь слушать теперь за вами; там, в либретто пьесы — рассказано больше, чем есть на самом деле.
„Город Криворыльск переживает полосу необычайного оживления. Ряд событий происходит в различных кругах Криворыльска“.
Не видно этого, т. Ромашов! Правда, об этом
говорят различные персонажи, но ведь это-ж пустой, неоправданный подлинным показом разговор. И не видно, опять-таки, как „эти события приводят в действие пружины провинциального города, и тишайший Криво
рыльск предстает перед зрителем в динамике своих социальных сил“. Вот беда, не предстает! Смотришь, слушаешь, хочешь
чтоб предстал, а не предстает! Я знаю, не вы писали либретто, т. Ромашов, но ведь вы хотели дать в пьесе то, что написано в либретто.
Вот это и не вышло. Ибо пьесы еще нет, т. Ромашов, пьесы нет, как логико-психологического построения, обоснованного, оправданного, неизбежного, прямого и неуклонное, как полет стрелы. Сырой материал есть, сочный, обильный, богатый. Но с этим
сырьем вы пока еще не справились. Пьеса задумывалась вами в двух планах: честномелодраматическом, и честно-бытовом. Теоретически вполне допустимо такое зада
ние; но вы не выполнили его. Эти планы должны были влиться один в другой, образовав единый поток, единосоставный, хотя и образовавшийся из разных ручьев. А в ва
шей пьесе эти два плана уродливо налезли один на другой, и каждый выпячивается горбом, каждый торчит флюсом. Произошло так, очевидно, потому, что каждый из этих планов — сам по себе — не чистой воды, не сработан, не оправдан. Мелодраматический ваш план неубедителен, ему не веришь, он головной, он построен на слабеньком трюке с нелепой распиской; сцена в номере
гостиницы дешевенькая, подержанная, молью потраченная достоевщинка; не хорошо, не звучит.
И показ нового быта не лучше. Ну, какой же новый быт, т. Ромашов! Я уж не говорю о водевильной сцене в редакции — это вялый анекдот, рассказанный с приторной слащавостью, и раздражающим сюсюканьем. Но ваша молодежь? Это комсомольцы, партийцы! Я мало знаю комсомольский быт, но кажется мне почему-то, что ваша молодежь —
это переряженные персонажи „Зеленого кольца“ Гиппиус и Андреевской „Младости“. Быть может нынешняя молодежь и на са
тели показать? И язык вашей пьесы... Он сочен, он моментами ярок. Но не слишком ли движетесь вы по линии наименьшего сопротивления в работе над языком? Вы уверены, что зритель легко попадается на удочку примитивной остроты. Верно. Легко по
падается, но легко и сорвется. Эта штука опасная. Чем больше зритель смеется в театре, тем больше он хочет смеяться. И отсутствие смеха — звучит недовольным, раз
драженным, осуждающим, грозовым молчанием.
Прекрасно сделаны отдельные персонажи вашей несделанной пьесы. Очень хорош Се
ливейший Терешкович), не плох и Ладыжкин (опять-таки, не без участия Астангова). А остальные - увы, это детские картинки!
Но в работе Ромашова звучно и сильно говорят о себе элементы подлинного драма
тургического искусства. Неудача в „Заре навстречу“ должна быть ценней для него, чем сравнительный успех „Воздушного пирога“. Путь от успеха сравнительного к бе
зусловному должен лежать через неудачу. Жесток этот закон, но закон.
МИХ. ЛЕВИДОВ
*** Увы! тов. Ромашов!
Очередь слушать теперь за вами; там, в либретто пьесы — рассказано больше, чем есть на самом деле.
„Город Криворыльск переживает полосу необычайного оживления. Ряд событий происходит в различных кругах Криворыльска“.
Не видно этого, т. Ромашов! Правда, об этом
говорят различные персонажи, но ведь это-ж пустой, неоправданный подлинным показом разговор. И не видно, опять-таки, как „эти события приводят в действие пружины провинциального города, и тишайший Криво
рыльск предстает перед зрителем в динамике своих социальных сил“. Вот беда, не предстает! Смотришь, слушаешь, хочешь
чтоб предстал, а не предстает! Я знаю, не вы писали либретто, т. Ромашов, но ведь вы хотели дать в пьесе то, что написано в либретто.
Вот это и не вышло. Ибо пьесы еще нет, т. Ромашов, пьесы нет, как логико-психологического построения, обоснованного, оправданного, неизбежного, прямого и неуклонное, как полет стрелы. Сырой материал есть, сочный, обильный, богатый. Но с этим
сырьем вы пока еще не справились. Пьеса задумывалась вами в двух планах: честномелодраматическом, и честно-бытовом. Теоретически вполне допустимо такое зада
ние; но вы не выполнили его. Эти планы должны были влиться один в другой, образовав единый поток, единосоставный, хотя и образовавшийся из разных ручьев. А в ва
шей пьесе эти два плана уродливо налезли один на другой, и каждый выпячивается горбом, каждый торчит флюсом. Произошло так, очевидно, потому, что каждый из этих планов — сам по себе — не чистой воды, не сработан, не оправдан. Мелодраматический ваш план неубедителен, ему не веришь, он головной, он построен на слабеньком трюке с нелепой распиской; сцена в номере
гостиницы дешевенькая, подержанная, молью потраченная достоевщинка; не хорошо, не звучит.
И показ нового быта не лучше. Ну, какой же новый быт, т. Ромашов! Я уж не говорю о водевильной сцене в редакции — это вялый анекдот, рассказанный с приторной слащавостью, и раздражающим сюсюканьем. Но ваша молодежь? Это комсомольцы, партийцы! Я мало знаю комсомольский быт, но кажется мне почему-то, что ваша молодежь —
это переряженные персонажи „Зеленого кольца“ Гиппиус и Андреевской „Младости“. Быть может нынешняя молодежь и на са
мом деле не так уж принципиально отлична от прежней — я не знаю, но разве это вы хо
тели показать? И язык вашей пьесы... Он сочен, он моментами ярок. Но не слишком ли движетесь вы по линии наименьшего сопротивления в работе над языком? Вы уверены, что зритель легко попадается на удочку примитивной остроты. Верно. Легко по
падается, но легко и сорвется. Эта штука опасная. Чем больше зритель смеется в театре, тем больше он хочет смеяться. И отсутствие смеха — звучит недовольным, раз
драженным, осуждающим, грозовым молчанием.
Прекрасно сделаны отдельные персонажи вашей несделанной пьесы. Очень хорош Се
вастьянов (правда, тут сильно помог талант
ливейший Терешкович), не плох и Ладыжкин (опять-таки, не без участия Астангова). А остальные - увы, это детские картинки!
***
Но в работе Ромашова звучно и сильно говорят о себе элементы подлинного драма
тургического искусства. Неудача в „Заре навстречу“ должна быть ценней для него, чем сравнительный успех „Воздушного пирога“. Путь от успеха сравнительного к бе
зусловному должен лежать через неудачу. Жесток этот закон, но закон.