О ЛЮБВИ — „КНИГЕ ЗОЛОТОЙ“ и
том, что говорилось на предводительских обедах
Года полтора-два назад эта пьеса, написанная Ал. Толстым в Париже, когда он состоял еще в эмигрантах, удостоилась целого фельетона в самом „Temps“. Охотно верю, что на этот раз автору не пришлось покупать себе „Хорошую пьесу“: до того в „Любовь — книге“ все прила
жено к вкусам гг. Пуанкарэ и Маклаковых- и по части формы, и со стороны, как говорится, идеологии. Государственное издательство наше напе
чатало эту пьесу, — и нам нет надобности подробно пересказывать ее содержание.
„Любовь- книга“... — не лишенный специфической грации адюльтерный анекдот на тему о том, как
просвещенная монархиня Екатерина II устраивает счастье молодых любовников. Словом — „славься сим Екатерина, славься нежная к нам мать!..“
В доброе, очень-очень старое время, на предводительских обедах такие анекдоты всегда рассказывались в курительной комнате. Пониженным тоном и оглядываясь:
— ...А ее величество, ну знала - таки науку страсти нежной. Вот подлинно — на троне человек! По человечеству поняла. Своего собственного любовника уступила, — благородно?... Можете себе представить: старого мужа увезла от колодой жены в Крым, а Завалишину дала возможность „бежать“ с дороги!...
В постановке 1-й студии финал изменен — и крайне неудачно: императрица все-таки увозит своего любовника от молодой соперницы и, для „благополучного“ конца, он самовольно намерен бежать. Получилась ужасная чепуха; непонятно, зачем же тогда Екатерине увозить с собой старика-мужа, и чего ради ей так волноваться? Если это сделано с целью навести тень на блистательный образ „великой монархии“, то право
же, это пустяки: зритель охотно прощает этой „страдающей женщине“ ея маленькое, так сказать, злоупотребление служебным положением...
Коротко говоря, образ прародительницы дикастии Романовых - Голштейн - Готторп, как он отлился еще в прижизненной (благодарное за
„вольность“ дворянство!) екатерининской легенде, во всей неприкосновенности показан был с высоких подмостков государственного театра — любуйся люд советский!
Как известно, Екатерине II необычайно повезло в столице СССР: Большой театр („Пиковая дама“,
„Ночь под рождество“) прямо какую специальность сделал из пропаганды екатерининской ле
генды. Что за монополия! А разве остальные
Романовы не имеют шансов на хорошую карьеру в наших академических театрах? На тех же пред
водительских обедах, захлебываясь от наплыва верноподданнических чувств, смаковали разсказы о „рыцарстве“ Николая I, „благодушии“ Александра II, „величавой патриархальности“ Александра III и „обаятельности“ Николая II.
Скажут: историческая пьеса. Совершенно верно; но надо дать себе отчет в самом термике. Ведь никаки.: „объективно“ исторических пьес не
бывает: сущеслвуют исторические маскарады, в которые автор вкладывает собственную историософию — ту концепцию исторической эпохи
и ея образов, какая „подсказана“ ему его увы — классовыми симпатиями и антипатиями. Любое „историческое“ художественное произ.е- дение, по существу своему и по производимому эфекту, является особенно заостренным орудием политической агитации; то, что созна
тельно агитационной задачи тут не ставится— дела не меняет...
АВТОРЫ
Всем известно, что сейчас в театре ставка на драматургов.
Каждый театр может запрячь собственного драматурга, чтобы придти первым к финишу.
Драматурги — львы сезона.
Но львы из зверинца Гагенбека. Сильно укрощенные, с подрезанными когтями и причесанными гривами.
Долгое время спорили, кто важнее в театре: режиссер, актер или художник? И вдруг во время спора обнаружили, что чего-то нехватает. Оглянулись — автор и
спец. Кто бы ни был главный в театре:— актер, режиссер или художник, но кого-ни
будь нужно играть, ставить и декорировать? Взялись за покойников: спрыснут покойника живой водичкой — вот и новая пьеса. Вместо драматургов появились гробокапатели. Я знаю авторов, которые с гораздо большим
правом нежели Хлестаков, могли бы сказать: „Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: Женитьба Фигаро, Рсберт Дьявол, Норма, Царь Эдип, Кали
гула. Уж и названий даже не помню. И все случаем: я не хотел писать, но теат
ральная дирекция говорит: „пожалуйста, братец, напиши что нибудь . „Думаю себе, пожалуй, изволь, братец . И тут-же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все то, что было под именем барона Брам
беуса, Аристофана, Фрегат Надежды и Зрелища... все это я написал . Очень удач
но — человек становится сразу автором классического произведения и попадает в школьные хрестоматии.
Но на покойниках далеко не уедешь.— В особенности на современном театральном ипподроме. Стали искать живых авто
том, что говорилось на предводительских обедах
Года полтора-два назад эта пьеса, написанная Ал. Толстым в Париже, когда он состоял еще в эмигрантах, удостоилась целого фельетона в самом „Temps“. Охотно верю, что на этот раз автору не пришлось покупать себе „Хорошую пьесу“: до того в „Любовь — книге“ все прила
жено к вкусам гг. Пуанкарэ и Маклаковых- и по части формы, и со стороны, как говорится, идеологии. Государственное издательство наше напе
чатало эту пьесу, — и нам нет надобности подробно пересказывать ее содержание.
„Любовь- книга“... — не лишенный специфической грации адюльтерный анекдот на тему о том, как
просвещенная монархиня Екатерина II устраивает счастье молодых любовников. Словом — „славься сим Екатерина, славься нежная к нам мать!..“
В доброе, очень-очень старое время, на предводительских обедах такие анекдоты всегда рассказывались в курительной комнате. Пониженным тоном и оглядываясь:
— ...А ее величество, ну знала - таки науку страсти нежной. Вот подлинно — на троне человек! По человечеству поняла. Своего собственного любовника уступила, — благородно?... Можете себе представить: старого мужа увезла от колодой жены в Крым, а Завалишину дала возможность „бежать“ с дороги!...
В постановке 1-й студии финал изменен — и крайне неудачно: императрица все-таки увозит своего любовника от молодой соперницы и, для „благополучного“ конца, он самовольно намерен бежать. Получилась ужасная чепуха; непонятно, зачем же тогда Екатерине увозить с собой старика-мужа, и чего ради ей так волноваться? Если это сделано с целью навести тень на блистательный образ „великой монархии“, то право
же, это пустяки: зритель охотно прощает этой „страдающей женщине“ ея маленькое, так сказать, злоупотребление служебным положением...
Коротко говоря, образ прародительницы дикастии Романовых - Голштейн - Готторп, как он отлился еще в прижизненной (благодарное за
„вольность“ дворянство!) екатерининской легенде, во всей неприкосновенности показан был с высоких подмостков государственного театра — любуйся люд советский!
Как известно, Екатерине II необычайно повезло в столице СССР: Большой театр („Пиковая дама“,
„Ночь под рождество“) прямо какую специальность сделал из пропаганды екатерининской ле
генды. Что за монополия! А разве остальные
Романовы не имеют шансов на хорошую карьеру в наших академических театрах? На тех же пред
водительских обедах, захлебываясь от наплыва верноподданнических чувств, смаковали разсказы о „рыцарстве“ Николая I, „благодушии“ Александра II, „величавой патриархальности“ Александра III и „обаятельности“ Николая II.
Скажут: историческая пьеса. Совершенно верно; но надо дать себе отчет в самом термике. Ведь никаки.: „объективно“ исторических пьес не
бывает: сущеслвуют исторические маскарады, в которые автор вкладывает собственную историософию — ту концепцию исторической эпохи
и ея образов, какая „подсказана“ ему его увы — классовыми симпатиями и антипатиями. Любое „историческое“ художественное произ.е- дение, по существу своему и по производимому эфекту, является особенно заостренным орудием политической агитации; то, что созна
тельно агитационной задачи тут не ставится— дела не меняет...
АВТОРЫ
Всем известно, что сейчас в театре ставка на драматургов.
Каждый театр может запрячь собственного драматурга, чтобы придти первым к финишу.
Драматурги — львы сезона.
Но львы из зверинца Гагенбека. Сильно укрощенные, с подрезанными когтями и причесанными гривами.
Долгое время спорили, кто важнее в театре: режиссер, актер или художник? И вдруг во время спора обнаружили, что чего-то нехватает. Оглянулись — автор и
спец. Кто бы ни был главный в театре:— актер, режиссер или художник, но кого-ни
будь нужно играть, ставить и декорировать? Взялись за покойников: спрыснут покойника живой водичкой — вот и новая пьеса. Вместо драматургов появились гробокапатели. Я знаю авторов, которые с гораздо большим
правом нежели Хлестаков, могли бы сказать: „Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: Женитьба Фигаро, Рсберт Дьявол, Норма, Царь Эдип, Кали
гула. Уж и названий даже не помню. И все случаем: я не хотел писать, но теат
ральная дирекция говорит: „пожалуйста, братец, напиши что нибудь . „Думаю себе, пожалуй, изволь, братец . И тут-же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все то, что было под именем барона Брам
беуса, Аристофана, Фрегат Надежды и Зрелища... все это я написал . Очень удач
но — человек становится сразу автором классического произведения и попадает в школьные хрестоматии.
Но на покойниках далеко не уедешь.— В особенности на современном театральном ипподроме. Стали искать живых авто