грань, дальше которой итти нельзя, на которой надо задержаться, установите нужный темп. „Тенденции“ нашей эпохи
ясны, это — р асширение крайностей, большая амплитуда между скорым и медленным движением.
Третье важное обстоятельство — недостаточная согласованность отдельных оркестровых групп. Как правило — медь у Вас запаздывает и отстает. Это понятно, так как она не имеет подвижности струнных и во время игры бывает занята собою,
неслыша ничего больше. Палочка дирижера ее подгоняла, но, за отсутствием таковой, надо действовать другими средствами,
Наконец, у Вас начал отштамповываться известный шаблон, спокойная уверенность,
что „мы — все можем“, и потому нередка механичность исполнения. Помните иронию: „привычка свыше нам дана“. Так избегайте привычки! АНТОН УГЛОВ
Самое важное сейчас для искусства и для
жизни — установить предел их сближению. Каков-же этот предел? А вот —
мы никогда не можем быть уверенными, что нас не захотят поразить „рабочей обстановкой спектакля“.
Правильно. Понимаем боль „русского современника“. Но что поделаешь — диктатура пролетариата.
Перед каждым новым спектаклем „дворянский“ нос Эфроса испытывает чувство, „смешанное с легкой тошнотой“ —
точно надо войти в ночлежку.
И кто, думаете, виноват в этой „дурной болезни“, как ее определяет совре
Фамилия этого „барина“ — Абрам Эфрос.
Не нравится ему, видите-ли, лозунг наших дней — „слить искусство с жизнью“. Ему кажется, что пришла уже пора заго
ворить об искусстве над жизнью, об искусстве „абстрактно-формальной“, о произведениях „чистого искусства“. Довольно побаловались!
ясны, это — р асширение крайностей, большая амплитуда между скорым и медленным движением.
Третье важное обстоятельство — недостаточная согласованность отдельных оркестровых групп. Как правило — медь у Вас запаздывает и отстает. Это понятно, так как она не имеет подвижности струнных и во время игры бывает занята собою,
неслыша ничего больше. Палочка дирижера ее подгоняла, но, за отсутствием таковой, надо действовать другими средствами,
очевидно подчеркивая соответствующие места на репетициях и общим... внушением.
Наконец, у Вас начал отштамповываться известный шаблон, спокойная уверенность,
что „мы — все можем“, и потому нередка механичность исполнения. Помните иронию: „привычка свыше нам дана“. Так избегайте привычки! АНТОН УГЛОВ
Самое важное сейчас для искусства и для
жизни — установить предел их сближению. Каков-же этот предел? А вот —
мы никогда не можем быть уверенными, что нас не захотят поразить „рабочей обстановкой спектакля“.
Правильно. Понимаем боль „русского современника“. Но что поделаешь — диктатура пролетариата.
Перед каждым новым спектаклем „дворянский“ нос Эфроса испытывает чувство, „смешанное с легкой тошнотой“ —
точно надо войти в ночлежку.
И кто, думаете, виноват в этой „дурной болезни“, как ее определяет совре
менный русский, барин“? Революция? Варвары-большевики? Ры-ка-пе? Коминтерн? Нет! Виноват во всем — один... Мейерхольд.
За „желтой“ обложкой право-сменовеховского „Русского Современника“ (№ 1, только что вышел) откровенно
— барин заговорил.
Фамилия этого „барина“ — Абрам Эфрос.
Не нравится ему, видите-ли, лозунг наших дней — „слить искусство с жизнью“. Ему кажется, что пришла уже пора заго
ворить об искусстве над жизнью, об искусстве „абстрактно-формальной“, о произведениях „чистого искусства“. Довольно побаловались!