Когда ею поражены его собственные театры, мы (кто это — вы? — Ред.) миримся с этим, мы только стараемся не посещать их.

Это прежде всего — „не соответствует действительности“: „Лес“ того-же Мей

ерхольда вы весьма усердно посещали, о

чем свидетельствует длинный ряд полных сборов и даже „академически“ оному „Лесу“ аплодировали (к вящему конфузу самого Мейерхольда).

Эфрос не „безответствен“. У него готово и психологическое (о, конечно,— только психологическое!) объяснение. Дело, видите-ли, в том, что
Мейерхольд был так долго барином от искусства, что нам понятна его тяга к „тюре“, к „простецкой жизни“, к „лону природы . Ясно,
что это — последний отпрыск благородного рода „кающихся дворян“, полагающий, что в пачка
ной рубахе, патлости волос и дырявых портках— суть мужицкой жизни.
Даже и в этом случае м ы предпочлибы „дворянина кающегося“ дворянину без всякого раскаяния, пишущему в 1924 г. за подписью Абрам Эфрос в „Русском Современнике“.
В чем-же спасенье?
Актеры обязаны помнить, что они прекрасны для нас только на расстоянии, и что м ы
очень просим их эту дистанцию соблюдать и не показываться в гриме и бутафорских костюмах в зрительном зале, не мять их на себе и не пачкать ими нас.
Эфросы готовы и на себя принять обязательство:
За рампу не переходить и сидеть на своих законных местах в зале. Мы совершенно сознаем, что и мы для актеров прекрасны тоже лишь на расстоянии.
С последним согласны, но с добавочкой — не для одних актеров.

„Мы будем гнать театр за рампу“,— патетически восклицает Эфрос.

Ну, это еще посмотрим — кто кого. Не хвались, на рать идучи...
Да и чего так волноваться? Разве мало еще таких театров, где „рабочей об
становкой“ и не пахнет. На Театральной площади выбирайте любой, — с гарантией: ни „запаха ночлежки “, ни „конструктивизма“,

ни „Мейерхольда“, за рампу никто не перейдет, „пачкать“ вас не будет. Чего еще? „Как в самых лучших домах“. Идите сме

ло — не театры, а „храмы“. Касса открыта с 10 ч. утра до окончания спектакля. Не ошибетесь! Эфросам — особый почет и уваженье, потому... свои, давнишние.

ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ

ФАРС

Куда деваться мне от тебя, торжествующий ф а р с ?
Три центральных московских театра не сговариваясь — какой им был смысл торговать одним и тем же товаром — сговорились. Пришли к убеждению, что фарс есть вещь, а прочее все гиль. Длительные споры о современном и созвучном репертуаре разрешились (под „летним“ углом зрения) неожиданно просто и легко — полу-фарс, полу-комедия.
Фарс на Дмитровке, фарс на Садовой, фарс в Каретном ряду. В чем дело? Несомненно, что ру
ководители трех упомянутых театров, чувствуя свою несостоятельность, свое бессилие привлечь в закры
тые зрительные залы — с вольного то воздуха! — зрителей здоровым репертуаром, решили испытать счастье на суррогатах его на фарсе. Коль не с чего, так с бубен!..
Не в самом еще фарсе беда. И „Копилка“ фарс, и „Адвокат Пателен“ фарс и „Соломенная шляпка“
фарс. Но летние вершители театральных дел и судеб небывало единодушно решили: все дороги ведут к... „Тетке Чарлея“. И иже с ней. „Специфические“ авторы просто фарсов и комедий с фар
совый налетом вроде Кайяве, Флера, Кадельбурга и доморощенные фарсовых дел мастера, в течение семи лет мирно почивавшие на запыленных полках театральных библиотек, ныне обрели спрос и жизнь. Двухспальная кровать, правда, пока еще робко фигурирует на сцене в „Шалой бабенке“, но в воз
духе чувствуется, что близок час, когда сей танк фарсовых завоевателей будет пущен в ход во всю. „На войне, так на войне“,— так говорят французы.
Я добросовестно загубил ряд вечеров и просмотрел спектакли и на Дмитровке, и на Садовой, и в Каретном и — увы! — пришел к убеждению, что боль
шинство исполнителей собственной посуды не имеет и пьет — нет не пьет, а прямо хлещет из чужих стаканов и что демонстрируемое ими в целом ис
кусство — плохое искусство, ибо оно скучное. Уже, казалось бы, в „Аквариуме“ можно ожидать
фарсового ренесанса. Там отец русского фарса
С. Ф. Сабуров и его верный оруженосец Р. З. Чинаров. Увы! — и у них утрачены темп и тон подлинного фарса. Ансамбля нет. Гастролерша Грановская плетет свои „кружева“, а ее партнеры вроде, например, виденного мной в „Шалой ба бенке“ Коханского, плетут... лапти.
Закрытый театр „Эрмитажа“ старается выехать на „вернячках“ — „Тетке Чарлея“, „Гемном пятне“
и именах. Но последним совершенно неизвестен „ключ“ комедийно-фарсового мастерства — играют они тяжело и скучно. Если бы я не видал Степана Кузнецова в „Герцоге“, я бы, судя по
„Темному пятну“, сказал: дирекция, вероятно, по легкомысленно подписанному контракту обязана выписывать его имя в красную строку.