стический, давая протокол жизни, весьма далек от театра-трибуны, в особенности от такого, где публика будет свистеть более мудрым, чем она сама, словам, которые она же хочет услыхать. Итак, какого же, наконец, театра хочет „Н. Р. “?
В подтверждение своей мысли автор утверждает следующие положения.
Первое:
„Голым формализмом, полнейшей бессодержательностью, проблемами формы толпу, зрителя, массу захватить было явно безнадежно“.
Позвольте! Итак, вполне бессодержательны - „Озеро Люль“, „Стенька Разин“, „Лес“, „Слышишь Москва?“, „Двести тысяч“, не говоря о тех театрах, которые журнал, вероятно, не относит к чисто формальным театрам?
Не думает ли также автор, что формальные искания обусловливаются в ко
нечном счете тягой к новому содержанию, которое как будто требует и новой формы?
Второе:
„Настоящее большинство, подлинная толпа, подлинная масса, а следовательно — и подлинный зритель—остались за бортом театра, остались пассивными наблюдателями его со стороны“.
Приходится снова удержать чрезмерно резвого автора. В самом деле.
Разве рабочая полоса не дает „подлинного зрителя“?
Разве театры Революции, Мейерхольда и Пролеткульта не были наполнены не менее чем на 2/3 членами профсоюзов, слу
шателями рабфаков, красноармейской и комсомольской массой?
Это — также не „подлинная“ масса? Третье — в утешение наше:
„Лето — это тот период, когда театры демаскируются, когда они снимают маски лозунгов и
броню идеологий, когда и — это самое главное — определяются подлинные вкусы тех, кто призван наполнять их залы .
Итак, „подлинный народ“ красной Москвы хочет:
„Оболтусов и ветрогонов“, „Тетку Чарлэя“, „Откуда сыр-бор загорелся“, „Пота
ша и Перламутра“, „Золотую осень“, „Модных дам“ и т. д., и т. д.
Мы не знаем, кого больше жалеть: „подлинный народ“, так лестно охарактеризованный, или... автора этого положения.
Новые зрители! решите этот вопрос
сами.


БЛОK




ПРОТИВ




МЕЙЕРХОЛЬДА


„Воспринимая автора, он(т.-е. Мейерхольд. H. В.) дает актерам общие нити, вырабатывает общий план и затем, ослабляя узду, бросает на произвол сцены отдельные дарования, как сноп искр.
Они свободны, могут сжечь корабль пьесы, но могут и воспламенить зрительный зал искрами истинного искусства“.
Обращаем внимание на слова: „могут сжечь корабль пьесы“. Они — центр тяже
сти цитаты. Налицо — одно из исконных противоречий театра. Драматург не доверяет постановщику. Сразу оговорим: в этом недоверии не нужно искать личного оттенка. Блок признавал: „идеальной постановкой маленькой феерии Балаганчика я обязан В. Э. Мейерхольду“ и т. д.
Перчатка, брошенная Блоком, не остается лежать втуне.
В статье Мейерхольда „К истории и технике театра“, подытоживающей ре
зультаты исканий 1905—907 г.г. есть примечание. Вот оно:
„А. Блок („Перевал“, 1906 г.) боится, что актеры такого театра (т.-е. где актеры свободны. H. В.) „могут сжечь корабль пьесы“, но... ...опас
I.
Блок посвятил Мейерхольду — „Балаганчик“. Мейерхольд — Блоку одну из удачнейших работ доктора Дапертутто — „Шарф Коломбины“.
Эти два посвящения — лучшее свидетельство, что поэт и режиссер высоко ценили талант и мастерство друг друга.
И тем не менее факта оппозиции Блока— Мейерхольду отрицать нельзя. И тем не менее Блок — художник был против художника — Мейерхольда.
На принципиальной стороне этого разногласия стоит остановиться. И прежде всего: в чем его корень?
Смотрим в прошлое: зима 1906 — 1907. Театр В. Ф. Комиссаржевской. Мейерхольд — главный режиссер. Первые постановки — „Гедда Габлер“, „В городе“, „Сестра Беатриса“.
В декабрьском № московского „Перевала“ — корреспонденция Блока о театре. В ней читаем: