Вот артистка, которой нет равной сейчас на русской опереточной сцене. Когда смо
тришь на нее, то сейчас же вспоминаешь... Грановскую, тоже единственную в своем жанре. С Грановской Клару Юнг роднит изумительное комедийное мастерство, эта лег
кость и искристость в ведении диалогов, это чарующее умение говорить всяческую чепуху
так „вкусно“ и с такой тонкой усмешкой где то в уголках губ, что зритель невольно прощает драматургическое убожество и наслаждается только игрой.
Но помимо всего этого Клара Юнг еще и опереточная актриса с головы до ног, знающая прекрасно все секреты этого наитруднейшего сценического жанра и перехо
дящая от диалога к пению, от пения к танцу с предельной простотой и естествен
ностью. От этого уменья уже отвыкли на русской опереточной сцене, на которой с ужасом ждешь, что вот сейчас Бравин „за
говорит“, или Бах „затанцует . Клара Юнг не знает этих томительных переходов, она вся в танце, движении, пении и слове. Ея слово музыкально и поет даже в диалоге, тауец лиричен, а пение—как монолог, расцве
ченный интонациями, разнообразие и быстрая смена которая переходит в напевность. Со
четание всего этого арсенала отточенных опереточных средств и дает ту редкую ар
тистическую индивидуальность—имя которой Клара Юнг.
По сравнению с ея последней гастролью в Москве, в 1916 году, Клара Юнг стала ныне ближе к „музыкальной комедии , чем к тра
диционной оперетте „грациозно-мещанской формации. В этом отношении (ослабление голосовых средств) ел замечательная „песенька о папироске в „Лгунишке паразительно напоминает по своим приемам ту ариетку „Об этой ночи , которую два года тому назад пел Монахов во время своих опереточных гастролей в „Эрмитаже“. Та же манера, тот же прием—замена силы звука его лирической раскраской в тонах аква
рели. Вот секрет долгой неувядаемости больших мастеров. Время лишает их голоса, но зато дает мастерство.
О постановке, режиссуре и об остальном актерском составе—в следующий раз, когда более ясно выяснится лицо этой „еврейскоамериканской труппы. Пока только оче
видно одно—ничего „еврейского в этом театре нет. Это только перевод европейскоамериканского опереточного шаблона на еврейский язык.
М. ЗАГОРСКИИ
Лето, как всегда, идет под знаком аттракционов.
„С риском или без риска поражают публику, мастера ловкости рук и прочих частей тела.
Зритель всенепременно ахает и пытается „объяснить“:
— Вот это да! По такому шесту—этажа четыре будет — и задом без ничего лезть! Это—действительно... Как же это так? Чем управляется?
И в публике обязательно находится человек, который постиг все тайны природы и все аттракционы. Его — этого человека, не обманешь: он снисходительно „объясняет“ соседям:
косточка вырастает, которая в коленях равновесит. Ему далее раз плюнуть...
— Ишь ты,—продолжает удивляться ищущий разгадок,—на такой высоте по канату и мурло в мешок заделано. Как же-ж так?!
— А вот именно. Раз через канат электричество пущено и подошвы его тоже за
электричены, так ему даже оторваться и нельзя. Хоть и упадет - все равно вниз головой повиснет, от каната не отвяжется.
— Да, да, да... Ну а вот эти? Воздушные полеты? Этак ведь на вершок не долетишь— каюк... А смотри, как порхают: что твои мотыльки...
тришь на нее, то сейчас же вспоминаешь... Грановскую, тоже единственную в своем жанре. С Грановской Клару Юнг роднит изумительное комедийное мастерство, эта лег
кость и искристость в ведении диалогов, это чарующее умение говорить всяческую чепуху
так „вкусно“ и с такой тонкой усмешкой где то в уголках губ, что зритель невольно прощает драматургическое убожество и наслаждается только игрой.
Но помимо всего этого Клара Юнг еще и опереточная актриса с головы до ног, знающая прекрасно все секреты этого наитруднейшего сценического жанра и перехо
дящая от диалога к пению, от пения к танцу с предельной простотой и естествен
ностью. От этого уменья уже отвыкли на русской опереточной сцене, на которой с ужасом ждешь, что вот сейчас Бравин „за
говорит“, или Бах „затанцует . Клара Юнг не знает этих томительных переходов, она вся в танце, движении, пении и слове. Ея слово музыкально и поет даже в диалоге, тауец лиричен, а пение—как монолог, расцве
ченный интонациями, разнообразие и быстрая смена которая переходит в напевность. Со
четание всего этого арсенала отточенных опереточных средств и дает ту редкую ар
тистическую индивидуальность—имя которой Клара Юнг.
По сравнению с ея последней гастролью в Москве, в 1916 году, Клара Юнг стала ныне ближе к „музыкальной комедии , чем к тра
диционной оперетте „грациозно-мещанской формации. В этом отношении (ослабление голосовых средств) ел замечательная „песенька о папироске в „Лгунишке паразительно напоминает по своим приемам ту ариетку „Об этой ночи , которую два года тому назад пел Монахов во время своих опереточных гастролей в „Эрмитаже“. Та же манера, тот же прием—замена силы звука его лирической раскраской в тонах аква
рели. Вот секрет долгой неувядаемости больших мастеров. Время лишает их голоса, но зато дает мастерство.
О постановке, режиссуре и об остальном актерском составе—в следующий раз, когда более ясно выяснится лицо этой „еврейскоамериканской труппы. Пока только оче
видно одно—ничего „еврейского в этом театре нет. Это только перевод европейскоамериканского опереточного шаблона на еврейский язык.
М. ЗАГОРСКИИ
АТТРАКЦИОННОЕ
Лето, как всегда, идет под знаком аттракционов.
„С риском или без риска поражают публику, мастера ловкости рук и прочих частей тела.
Зритель всенепременно ахает и пытается „объяснить“:
— Вот это да! По такому шесту—этажа четыре будет — и задом без ничего лезть! Это—действительно... Как же это так? Чем управляется?
И в публике обязательно находится человек, который постиг все тайны природы и все аттракционы. Его — этого человека, не обманешь: он снисходительно „объясняет“ соседям:
— И очень просто. Что-ж, что задом по гладкому шесту лезет? У него вся сила в коленях. Сыздетства упражняется и особая
косточка вырастает, которая в коленях равновесит. Ему далее раз плюнуть...
— Ишь ты,—продолжает удивляться ищущий разгадок,—на такой высоте по канату и мурло в мешок заделано. Как же-ж так?!
— А вот именно. Раз через канат электричество пущено и подошвы его тоже за
электричены, так ему даже оторваться и нельзя. Хоть и упадет - все равно вниз головой повиснет, от каната не отвяжется.
— А слезать ему как же?
— Господи! Дa выключат ток, он прямо кубарем скатится. А без этого ни-ни. Говорят в прошлую среду монтер позабыл вык
лючить и ушел, так они, братец ты мой, всю ночь так и провисели...
— Да, да, да... Ну а вот эти? Воздушные полеты? Этак ведь на вершок не долетишь— каюк... А смотри, как порхают: что твои мотыльки...