Тов. Ефремов намечает такие условия деятельности местных кино-организаций:
а) сохранить свою полную самостоятельность на местах;
б) вести самостоятельное производство;
в) иметь для него право свободного проката.
Соглашаясь с журналом, что последний год был связан для русской кинематографии с ее подъемом и придавая этому вопросу исключительное значение, мы по
святим ему в следующем № специальную статью.
НАЛЕВО КРУГОМ МАРШ
Наши поздравления „Новой Рампе“: ее десятый номер — это целая декларация, рассеивающая последние сомнения. „Новый“ путь определен вполне.
Передовица (нарушая любезное правило — „о мертвых нужно говорить хорошо, или ничего не говорить“) напоминает, что Блок был за классический репертуар для гостеатров, как „поднявшийся над всякими
направленнями и злобами дня“, и против „смазного сапога современного бытового и психологического репертуара“, искусство же ставил в положение лица, снисходительно получающего внешнюю под
держку государства. Лучше молчать друзьям Блока об этих реакционных взглядах, но, если, беря на себя роль медведя из Крыловской басни, их пропечатали, то тре
Б. Г. Радов.
К 20-летию сценической деятельности.
буется большая грация мысли и слова, чтобы сказать столь осторожно:
„Можно не соглашаться с Блоком, в частности можно спорить с ним по вопросу о пути классического театра, как единственном пути государственной сцены, но... “ и т. д.
Можно не соглашаться? А можно и согласиться?
При такой возможной репертуарной ориентации приобретает особую значи
тельность положение Якова Апушкина о диктатуре драмы:
„Если театр берется ставить драму, он ставится (становится?) ее материалом; он подчиняется верховной роли автора. Театр — это огромный ру
пор, усиливающий голос драматурга, доносящий его тысячам. Театр — это огромная лупа, увеличивающая все, начертанное автором“.
В этой новизне старина „слышится возрастом лет в 30“. До Московского Худо
жественное театра. Когда еще режиссура отсутствовала. Когда театр был иллюстратором литературы.
***
Из статьи Югурты о взаимных отношениях актера и режиссера выясняется, впрочем, что и нет особой нужды в режиссуре:
„Первое требование к хорошему организатору, а следовательно и хорошему режиссеру — это быть незаметным, не лезть „на глаза, не гениальничать, не показывать себя .
Что же? Это последовательно: если верховный властелин в театре — автор, то ре
жиссеру остается распределить роли и „развести“ актеров по сцене, и тогда в театре „все идет как по маслу“, „все делается само собой“.
Если вы сомневаетесь и заикнетесь о форме постановки, в чем как будто сведущ режиссер, то Борис Глубоковский вас быстро успокоит. Он отрицает „формаль
ный метод революции“. Он приглашает бросить гражданскую войну на фронте „формы“ Во имя чего? Тут новое откровение:
„Театр — это не только политическая трибуна, театр — это трибуна культуры, это культуртрегер в лучшем понимании этого слова“.
***
Вот сжатая сводка этих откровенных признаний:
— Репертуар с ориентацией на „вечный“ классицизм и аполитизм.
— Театр без „формальной революции“ и без идеологической режиссуры.
Словом - Малый театр доброго старого
времени.
а) сохранить свою полную самостоятельность на местах;
б) вести самостоятельное производство;
в) иметь для него право свободного проката.
Соглашаясь с журналом, что последний год был связан для русской кинематографии с ее подъемом и придавая этому вопросу исключительное значение, мы по
святим ему в следующем № специальную статью.
НАЛЕВО КРУГОМ МАРШ
Наши поздравления „Новой Рампе“: ее десятый номер — это целая декларация, рассеивающая последние сомнения. „Новый“ путь определен вполне.
Передовица (нарушая любезное правило — „о мертвых нужно говорить хорошо, или ничего не говорить“) напоминает, что Блок был за классический репертуар для гостеатров, как „поднявшийся над всякими
направленнями и злобами дня“, и против „смазного сапога современного бытового и психологического репертуара“, искусство же ставил в положение лица, снисходительно получающего внешнюю под
держку государства. Лучше молчать друзьям Блока об этих реакционных взглядах, но, если, беря на себя роль медведя из Крыловской басни, их пропечатали, то тре
Б. Г. Радов.
К 20-летию сценической деятельности.
буется большая грация мысли и слова, чтобы сказать столь осторожно:
„Можно не соглашаться с Блоком, в частности можно спорить с ним по вопросу о пути классического театра, как единственном пути государственной сцены, но... “ и т. д.
Можно не соглашаться? А можно и согласиться?
***
При такой возможной репертуарной ориентации приобретает особую значи
тельность положение Якова Апушкина о диктатуре драмы:
„Если театр берется ставить драму, он ставится (становится?) ее материалом; он подчиняется верховной роли автора. Театр — это огромный ру
пор, усиливающий голос драматурга, доносящий его тысячам. Театр — это огромная лупа, увеличивающая все, начертанное автором“.
В этой новизне старина „слышится возрастом лет в 30“. До Московского Худо
жественное театра. Когда еще режиссура отсутствовала. Когда театр был иллюстратором литературы.
***
Из статьи Югурты о взаимных отношениях актера и режиссера выясняется, впрочем, что и нет особой нужды в режиссуре:
„Первое требование к хорошему организатору, а следовательно и хорошему режиссеру — это быть незаметным, не лезть „на глаза, не гениальничать, не показывать себя .
Что же? Это последовательно: если верховный властелин в театре — автор, то ре
жиссеру остается распределить роли и „развести“ актеров по сцене, и тогда в театре „все идет как по маслу“, „все делается само собой“.
***
Если вы сомневаетесь и заикнетесь о форме постановки, в чем как будто сведущ режиссер, то Борис Глубоковский вас быстро успокоит. Он отрицает „формаль
ный метод революции“. Он приглашает бросить гражданскую войну на фронте „формы“ Во имя чего? Тут новое откровение:
„Театр — это не только политическая трибуна, театр — это трибуна культуры, это культуртрегер в лучшем понимании этого слова“.
***
Вот сжатая сводка этих откровенных признаний:
— Репертуар с ориентацией на „вечный“ классицизм и аполитизм.
— Театр без „формальной революции“ и без идеологической режиссуры.
Словом - Малый театр доброго старого
времени.