литарная [*)] деятельность предшествует игре, она „старше“ игры. Так и у животных, так и у людей.
Плеханов приводит ряд примеров, как у различных диких племен игры взрослых воспроизводят картину охоты, войны, посева и т. д. Такого содержания и игры
детей У детей, конечно, игра предшествует труду, но ведь речь идет не о жизни отдельных людей, а о существовании целого вида, рода, общества и в таком плане и масштабе ошибочность взглядов Грооса и Бюхера — очевидна.
Отсюда вытекают важнейшие выводы относительно происхождения искусства.
[*)] Практически полезная.
Плеханов заключает: „труд старше искусства“. Больше того, логический вывод из всего сказанного тот, что искусство вырастает из труда, что художествен
ные явления, действительно, определяются в конечном счете экономическими отношениями.
Плеханов утверждает: „человек сначала смотрит на предметы и явлення сточки зрения утилитарной и только впоследствии ста
новится в своем отношении к ним на эстетическую точку зрения.
Так мы приходим, так сказать, к трудовой теории искусства.


В. Т.




ВИДЕНИЯ




ТЮРЬМЫ




О TOЛЛEPE


Толлер назвал „Человека-массу“ драмой на тему социальной революции XX столетия; трагедией — „Эугена Несчастного“; комедией — „Освобождение Вотана“.
Но и под социальной драмой, и под трагедией, и под комедией стоит одно и то же имя Нидершенефельд. И это имя делает пьесы Толлера — „видениями тюрьмы“.
Слово „видение“ не случайно приходит размышляющему о Толлере. Откройте его предисловие к „Человеку-массе“ и вы там найдете следующее признание автора: „драма „Человек-масса“ — видение, в два с половиной дня буквально „хлынувшее“ из меня“. Такими же видениями тюрьмы оказались и две последующие вещи.
Тот, кто захочет понять драматурга Толлера его тюремного периода — не вызвав в своем воображении образ узника, рискует не дооценить эту „трилогию Нидершенефельда“.
Лишь замыкаясь мысленно вместе с автором в его каменный мешок, можно ощу
тить до конца великую боль, которую пережил и воплотил в своих драмах заключенный поэт.
Если же подходить к его пьесам со стороны формы и композиции, то легко най
ти в их постройке целый ряд несовершенных и недоделанных мест.
Три темы определяют тюремную трагедию Толлера. Тема личности и массы,
тема пола и тема Европы. Ни в постановке этих тем, ни в их разрешении — Толлера никак нельзя назвать представителем
класса, которому он принес в жертву пять лет своей молодой жизни.
Противоречия толлеровского сознания — есть противоречия одинокой, одиноко чув
ствующей себя индивидуальности — инди
видуальности, не обретшей еще связи с классом.
В Толлере-художнике еще слишком много „я“ и слишком мало „мы“. В нем слишком силен „человек“ и слишком слаба „масса“.
Голлер написал Человека-массу в первый год своего заключения. Года 21-ый— 22-ой выдвинули перед ним второй „Ве
ликий вопрос“ — вопрос пола. При всех своих формальных избытках — едва ли
можно найти в современной эротической литературе более острое произведение,
чем толлеровская трехактная трагедия о Эугене Несчастном, человеке с отстреленным полом. Рискованную тему Толлер сумел поставить как тему до некоторой степени общечеловеческого смысла и значения. Чи
тая роль самого Эугена ясно чувствуешь, как в эти страстные слова автор перелил весь ужас своего тюремного одиночества,
весь бунт своей крови, раздавленный приговором баварского правосудия, всю ложь аскетизма, продиктованного „государственной необходимостью“.
Человека-массу — Толлер назвал драмой, Эугена Несчатного — трагедией. В „ясной расцвете ранней весны 1923 года“ — Тол
лер написал комедию о парикмахере Вотане, возомнившем себя мессией, призван
ным оживить Европу. Рецепт спасителя: —