1. ОБ ОДНОГО МИФЕ.
Если „Царь Федор Иоаннович“ был популярен в интеллигентских кругах в дореволюционные времена, если интеллигенция и после революции не остыла в своей любви к этому спектаклю, то это — решительно рассудку вопреки, наперекор стихиги... И думается, будь жив автор „Царя Федора“, он должен был бы протестовать
против выделения в довлеющий себе спектакль именно этой, средней части, Трилоги и.

Если русская литература и драматургия имели художника, для которого его искус

ство было орудием борьбы за интересы своего класса, так это был, конечно, граф

А. К. Толстой. Это — насквозь политический писатель, произведения которого являются откликом на самую животрепещущую злобу политического дня.
Русская буржуазия в 60-х и 70-х гг. прошлого столетия толкалась к власти. В салонах господствующего класса, в деловых кабинетах „разночинцев“ — всюду пересматривалась старая формула госу
дарства и его трех китов: „православия, самодержавия, народности“. Вопрос об „увенчании здания“ — о конституции — был у всех на устах.
Феодал по происхождению и окружению (он был близок ко двору), граф отвергал
буржуазную конституцию: в буржуазных реформах своей эпохи он видел ги
бель культуры. К демократической идее он был глух: демократия — это значит вырубить парки и развести пастбища,

Где б жирные говяда

Кормились на жаркое...

Но с другой стороны, А. Толстой не принимал и неограниченного самодержавия. Его политический идеал — от Мон
тескье: монархия, умеренная а р и с т о-
кратией. И как художественное обоснование этой политической платформы из
под пера этого убежденного сторонника „чистого“ искусства появился целый ряд капитальных исторических пьес, поэм, стихотворений и роман, где, собственно „истории“ ровно столько, сколько нужно было автору в его политических целях.

С этой точки зрения, если „вычесть“ из Трилогии ее бесспорные художествен

ные достоинства, останется совершенно „злободневный фельетон“. где актуальнейшие современные политичеткие темы лишь облечены в „одежду древне

российскую“, а по существу явлены .,в правде глубоко-классовой“.

Самодержавие в его московскопрусской форме (предмет „дискуссии“ 60-х— 70-х г.г. XIX в.) в Трилогии осуждено —
и ему резко противопоставлено боярство. Представители боярства — и строители земли, и отцы народа, и носители всяческой правды. Обследование же природы самодержавия произведено на „примере“
Бориса Годунова, — судьба которого (происхождение и вся карьера) дает повод к построению образа самодержца в его наиболее чистой, несмешанной, абстрактной форме.

Борис Годунов — вот центральный персонаж Трилогии, ее настоящий герой.

2. ПРОБЛЕМА В ДВИЖЕНИИ
Тема Трилогии есть проблема неограниченной власти (диктатуры, как мы сказали бы теперь) и праведности. И развер
нута эта тема на протяжении трех якобы
отдельных трагедий — диалектически. „Смерть Ионна Грозного“ — тезис, „Царь Федор Иоаннович“ — антитезис, „Царь Борис“ — синтезис.
В первой части Трилогии вопрос только ставится:
Годунов.
Как рад бы я, отец мой, без уклона Всегда вперед итти прямым путем! Но можно ль мне?............................. .....................Я должен неусыпно
За кознями врагов моих следить
И хитрости противоставить хитрость, Иль отказаться должен навсегда Служить земле.
Годунов еще далеко не покончил с сомнениями. Он еще искренен с Захарьиным и с самим собой. Но тут же он, хотя И нетвердыми шагами, сходит с прямого
☚[*)] Некоторые положения этой статьи редакции считает дискуссионными.

☛