НѢТЪ и ДА.

(Грубыя сцены).
(Вечерній часъ. Тротуаръ около бульварнаго кафе въ Парижѣ. Столики всѣ заняты. Проходятъ, галдя и толкаясь, толпы вся
ческаго народа. Пристаютъ газетчики, фокусники, игрушечники. Дамы въ шляпахъ и платьяхъ приблизительно одинаковаго фа
сона, мужчины одѣты даже не приблизительно, а совершенно одинаково. Въ первомъ ряду, за столикомъ совсѣмъ у тротуара, сидитъ плотный господинъ съ черной бородой вѣеромъ. Спо
койный, румяный, среднихъ лѣтъ. Неизвѣстной національности. Передъ нимъ кофе и коньякъ, до которыхъ онъ еще не дотронулся. Равнодушно слѣдитъ за двигающейся толпой, потомъ обо
рачивается на голосъ. Тощій приличный французъ съ рыжей бородой и неистовымъ видомъ продирается къ нему со сторо
ны, между столиками и кричитъ: „Господинъ Лило! Господинъ Лило!“)
Лило. Здравствуйте, m-r Дюфи. Что это вы такъ торопитесь?

Дюфи (задыхаясь, не подавая руки). Я не тороплюсь... Я три дня ищу васъ вездѣ. Три ночи не спалъ. Наконецъ нашелъ. Я долженъ васъ оскорбить и убить.

Лило. Неужели? Но сядьте, пожалуйста, дорогой мой. И говорите просто, съ веселымъ видомъ. У васъ трагическое лицо. Это дурной тонъ.
Дюфи. Почему дурной тонъ?
Лило. Потому что трагедій больше нѣтъ. Онѣ изъяты изъ общественнаго употребленія.
Дюфи. Но вы не знаете...

Лило. Чего бы я такого не зналъ? Дюфи. Моя жена умерла.

Лило. Вотъ какъ! Ну что жъ. Если съ вами еще случаются подобныя вещи, тѣмъ болѣе надо имѣть веселый и обычный видъ. Никому нѣтъ до этого дѣла. Человѣкъ съ личнымъ, единичнымъ несчастьемъ только смѣшонъ. Общія, массовыя бѣдствія еще имѣютъ право на нѣкоторое внѣшнее обнаруженіе. Но это не вашъ случай. Сдержитесь же...
Дюфи (становясь въ позу). Вы обольстили мою жену!