— А вотъ-съ, замѣтьте, толпа франтовъ, воротилы судейскіе у коммерсантовъ. Нонѣ такая настала пора, что и конкурсныхъ дѣловъ есть мастера. Купцовъ манятъ, всякіе долги да векселя сочинятъ. „Выворачивай кафтанъ свой, купчина,—денегъ наживешь, молодчина! Брось
торговать на чести, наживемся оба вмѣстѣ; сочинимъ мы новенькія
книги, кредиторамъ покажемъ фиги; за цѣлковый не возьмутъ пятакъ—засвистятъ потомъ себѣ въ кулакъ .... „Ну, инъ, говоритъ онъ, ладно, деньги наживать кому не повадно“!
— Только, братцы, то были годы, а теперь другіе народы; не дали соглашенія, а подали прошеніе и повелъ усатый ундеръ адвоката да купца на цугундеръ. И пошли мольбы колѣнопреклоненныя, не вняли—да въ мѣста не столь отдаленныя.
— Вотъ те клюква! Морковь да брюква!
— Извольте сюда взглянуть: мущина, адвокатскаго чина, съ величавой походкой, украшенъ бородкой, ходитъ не одинъ, а съ барыней, немолоденькой сударыней; ходитъ по гуляньямъ да баламъ, отличал
ся онъ по Струсбергскимъ дѣламъ. Взялъ по документамъ деньги получить (хочетъ довѣрителя онъ разуму учить)—деньги прикарманилъ; я, гыть, у тебя ихъ занялъ. Капиталы мнѣ должна одна мадамъ, получу—такъ и тебѣ отдамъ... Ловкачъ!
— Человѣкъ отмѣнный, адвокатъ современный!
— Чуръ теперь молчать, подобно рыбамъ! Погляди картину—волосъ дыбомъ! Не было несчастія таковскаго, какъ на фабрикѣ у Гивартовскаго! Лѣстница одна—и та изъ дерева—погубила сорокъ душъ народу сѣраго! Находились люди изъ насмѣшниковъ: фабрикантъ, вишь, виноватъ да Свѣшниковъ; архитекторовъ же люди грѣ
шные позабыли вовсе. Эхъ, сердешные! Вы въ постройкахъ, братцы, наторѣли, такъ чего же, господа, смотрѣли? Разрѣшать постройки дѣло ваше, отличилися—нельзя ужь краше! Порастресъ бы для сиротъ мошну вашу тугую, да и всыпалъ бы вамъ палочку-другую...
— Народъ стоющій!
— Вотъ-съ, глядите, толпа у театра большаго да малаго человѣкъ шестьдесятъ безъ малаго, легкой наживы добышники, господа теат
ральные барышники. Что намъ законы, кричатъ, да препоны? Были-бъ кассиры, а мы не будемъ сиры! Наше дѣло—рука руку моетъ: получаетъ деньги да не ноетъ! Мы достаткомъ не уважимъ графу, тамъ бери съ насъ по полсотнѣ штрафу!... Накинемъ на публику еще по рублику!
— Вина не наша!
— Ну, держись за бока! Идетъ штучка невелика!
— Энто царство спящее, лѣтъ десять храпящее, сколько ни пою ей „Взвейся выше, понесися“ я: перестройки то рядовъ коммиссія! Что,
грятъ, прыгать съ кочки на кочку, припиши въ день къ докладу по строчкѣ; намъ все баютъ: надобно спѣшить! — какъ бы народъ не насмѣшить!— И почила отъ усиленныхъ трудовъ коммисья городскихъ рядовъ!
— Спите, миленькіе!
— Сейчасъ ландшафтъ окончательный, очень даже замѣчательный поменьше такихъ просить у Бога—это Брестская дорога, всѣхъ несчастій берлога. Опять столкновеніе въ одно мгновеніе. Дѣло-то вы
ходитъ некрасиво: шестерыхъ убили живо, повредили три локомотива...
Впрочемъ, на Смоленской то не диво! Всѣ дѣла на видъ—такъ просто красота, а какъ внутрь-то вникнешь, братцы,—темнота.
— Наказать за это надобно примѣрно!
— Да кого? Да изъ мелкихъ ужь навѣрно!!
Взявъ зимою, на досугѣ, Колья, лыко и пилу,
Мужичекъ въ своей лачугѣ Строилъ борону въ углу.
Но всему конецъ бываетъ,— Вотъ готова борона,
И крестьянинъ вопрошаетъ:
—„Такъ, ай нѣтъ, гляди, жена“? Баба, прявшая за печью,
Посмотрѣвъ сквозь полумракъ, Отвѣчала краткой рѣчью:
—„Такъ то такъ, да конъ то—какъ“?
Отвѣчаетъ мужъ:—„Тетери— Бабы всѣ, на перечетъ“!
И свое издѣлье къ двери,
Съ крѣпкимъ словомъ, волочетъ. Отворилъ дверь и дивится:
Что за притча? Вотъ те на!
Не протащишь, какъ ни биться,— Больше двери борона...
На жену взглянувъ сурово,
Въ головѣ поскребъ простакъ,— Стало ясно бабье слово:
Такъ то такъ, да вонъ то—какъ?!
Думу мы корить не смѣемъ: Все тамъ дѣльно и умно.—
Вотъ, хоть, рядышкомъ съ музеемъ Строить бани рѣшено.
Разсужденья въ Думѣ были,
Отъ рѣчей былъ стономъ стонъ, Объ одномъ лишь позабыли:
Что гласитъ о томъ законъ?... И похѣрили безъ шума
Свыше выводъ думскихъ вракъ,— И распутывайся Дума:
Такъ то такъ, да вонъ то —какъ?!
—„Я клянусь вамъ, шепчетъ витязь. Страсть во мнѣ огнемъ горитъ“! — „О, я вѣрю, не клянитесь“! Дѣва тихо говоритъ.
На свиданье, съ тѣхъ поръ, съ нею Онъ являлся въ поздній часъ,—
Но— тутъ точки... Дульцинею Бросилъ милый Ловеласъ...
Шепчетъ дѣва въ ожиданьи:
—„Онъ вступить со мною въ бракъ Мнѣ клялся въ часы свиданья“...
Такъ то такъ, да вонъ то—какъ?!
Въ банкѣ кассиру правленье Волю полную дало,
☛
***
— Ну-съ, теперь пойдемъ дальше къ одной генеральшѣ: очинно просили, чтобъ насъ пригласили, а вы насъ ждите,—покажемъ раёчикъ завѣтный, книжно-журнально-газетный: Питерскій да Московскій. Кіевскій да Ростовскій,—вотъ, я человѣкъ каковскій!
Созонтъ Смарагдовъ.
торговать на чести, наживемся оба вмѣстѣ; сочинимъ мы новенькія
книги, кредиторамъ покажемъ фиги; за цѣлковый не возьмутъ пятакъ—засвистятъ потомъ себѣ въ кулакъ .... „Ну, инъ, говоритъ онъ, ладно, деньги наживать кому не повадно“!
— Только, братцы, то были годы, а теперь другіе народы; не дали соглашенія, а подали прошеніе и повелъ усатый ундеръ адвоката да купца на цугундеръ. И пошли мольбы колѣнопреклоненныя, не вняли—да въ мѣста не столь отдаленныя.
— Вотъ те клюква! Морковь да брюква!
— Извольте сюда взглянуть: мущина, адвокатскаго чина, съ величавой походкой, украшенъ бородкой, ходитъ не одинъ, а съ барыней, немолоденькой сударыней; ходитъ по гуляньямъ да баламъ, отличал
ся онъ по Струсбергскимъ дѣламъ. Взялъ по документамъ деньги получить (хочетъ довѣрителя онъ разуму учить)—деньги прикарманилъ; я, гыть, у тебя ихъ занялъ. Капиталы мнѣ должна одна мадамъ, получу—такъ и тебѣ отдамъ... Ловкачъ!
— Человѣкъ отмѣнный, адвокатъ современный!
— Чуръ теперь молчать, подобно рыбамъ! Погляди картину—волосъ дыбомъ! Не было несчастія таковскаго, какъ на фабрикѣ у Гивартовскаго! Лѣстница одна—и та изъ дерева—погубила сорокъ душъ народу сѣраго! Находились люди изъ насмѣшниковъ: фабрикантъ, вишь, виноватъ да Свѣшниковъ; архитекторовъ же люди грѣ
шные позабыли вовсе. Эхъ, сердешные! Вы въ постройкахъ, братцы, наторѣли, такъ чего же, господа, смотрѣли? Разрѣшать постройки дѣло ваше, отличилися—нельзя ужь краше! Порастресъ бы для сиротъ мошну вашу тугую, да и всыпалъ бы вамъ палочку-другую...
— Народъ стоющій!
— Вотъ-съ, глядите, толпа у театра большаго да малаго человѣкъ шестьдесятъ безъ малаго, легкой наживы добышники, господа теат
ральные барышники. Что намъ законы, кричатъ, да препоны? Были-бъ кассиры, а мы не будемъ сиры! Наше дѣло—рука руку моетъ: получаетъ деньги да не ноетъ! Мы достаткомъ не уважимъ графу, тамъ бери съ насъ по полсотнѣ штрафу!... Накинемъ на публику еще по рублику!
— Вина не наша!
— Ну, держись за бока! Идетъ штучка невелика!
— Энто царство спящее, лѣтъ десять храпящее, сколько ни пою ей „Взвейся выше, понесися“ я: перестройки то рядовъ коммиссія! Что,
грятъ, прыгать съ кочки на кочку, припиши въ день къ докладу по строчкѣ; намъ все баютъ: надобно спѣшить! — какъ бы народъ не насмѣшить!— И почила отъ усиленныхъ трудовъ коммисья городскихъ рядовъ!
— Спите, миленькіе!
— Сейчасъ ландшафтъ окончательный, очень даже замѣчательный поменьше такихъ просить у Бога—это Брестская дорога, всѣхъ несчастій берлога. Опять столкновеніе въ одно мгновеніе. Дѣло-то вы
ходитъ некрасиво: шестерыхъ убили живо, повредили три локомотива...
Впрочемъ, на Смоленской то не диво! Всѣ дѣла на видъ—такъ просто красота, а какъ внутрь-то вникнешь, братцы,—темнота.
— Наказать за это надобно примѣрно!
— Да кого? Да изъ мелкихъ ужь навѣрно!!
Взявъ зимою, на досугѣ, Колья, лыко и пилу,
Мужичекъ въ своей лачугѣ Строилъ борону въ углу.
Но всему конецъ бываетъ,— Вотъ готова борона,
И крестьянинъ вопрошаетъ:
—„Такъ, ай нѣтъ, гляди, жена“? Баба, прявшая за печью,
Посмотрѣвъ сквозь полумракъ, Отвѣчала краткой рѣчью:
—„Такъ то такъ, да конъ то—какъ“?
Отвѣчаетъ мужъ:—„Тетери— Бабы всѣ, на перечетъ“!
И свое издѣлье къ двери,
Съ крѣпкимъ словомъ, волочетъ. Отворилъ дверь и дивится:
Что за притча? Вотъ те на!
Не протащишь, какъ ни биться,— Больше двери борона...
На жену взглянувъ сурово,
Въ головѣ поскребъ простакъ,— Стало ясно бабье слово:
Такъ то такъ, да вонъ то—какъ?!
Думу мы корить не смѣемъ: Все тамъ дѣльно и умно.—
Вотъ, хоть, рядышкомъ съ музеемъ Строить бани рѣшено.
Разсужденья въ Думѣ были,
Отъ рѣчей былъ стономъ стонъ, Объ одномъ лишь позабыли:
Что гласитъ о томъ законъ?... И похѣрили безъ шума
Свыше выводъ думскихъ вракъ,— И распутывайся Дума:
Такъ то такъ, да вонъ то —какъ?!
—„Я клянусь вамъ, шепчетъ витязь. Страсть во мнѣ огнемъ горитъ“! — „О, я вѣрю, не клянитесь“! Дѣва тихо говоритъ.
На свиданье, съ тѣхъ поръ, съ нею Онъ являлся въ поздній часъ,—
Но— тутъ точки... Дульцинею Бросилъ милый Ловеласъ...
Шепчетъ дѣва въ ожиданьи:
—„Онъ вступить со мною въ бракъ Мнѣ клялся въ часы свиданья“...
Такъ то такъ, да вонъ то—какъ?!
Въ банкѣ кассиру правленье Волю полную дало,
☛
***
— Ну-съ, теперь пойдемъ дальше къ одной генеральшѣ: очинно просили, чтобъ насъ пригласили, а вы насъ ждите,—покажемъ раёчикъ завѣтный, книжно-журнально-газетный: Питерскій да Московскій. Кіевскій да Ростовскій,—вотъ, я человѣкъ каковскій!
Созонтъ Смарагдовъ.