Дѣло Бестужева, наконецъ, окончилось. Фактическая сторона его можетъ быть раз
сказана къ трехъ словахъ. Это старая исторія, которая остается постоянно новою, какъ будто для того, чтобы въ тысячу первый разъ доказывать справедливость шекспировскаго афоризма: „женщины, — ничтожество вамъ имя“!
Monsieur Бестужевъ, придя однажды къ madame Бестужевой, засталъ ее въ кровати.
Въ этомъ нѣтъ еще ничего экстраординарнаго: дѣло въ томъ, что на кровати, кромѣ madame Бестужевой, находился еще и „другъ дома“, нѣкій Гротковскій.
Pif-paf puf! раздалось нѣсколько выстрѣловъ. — Ай-ой-ахъ! вскрикнулъ Гротковскій.— Какой скандалъ! вскрикнула madame Бесту
***


ФЕЛЬЕТОНЪ.



Московская весна. — Финалъ макшеевскаго „дѣла“. — Процессъ Бестужева. — Еще?...
Въ Москвѣ весна окончательно установилась. Оживилась природа... Ожили и загородные трактиры и практика у врачей, въ осо
бенности дѣтскихъ: „молодой весны гонцы“— оспа, корь и дефтеритъ — не замедлили, конечно, пожаловать въ Москву... Солнышко грѣетъ свѣтлѣй и теплѣй... къ великому горю дровянниковъ. Зеленѣетъ... вода въ городскихъ
прудахъ Распускаются почки... на носахъ у московскихъ моншеровъ и... піоны на личи
кахъ перезрѣлыхъ дѣвъ. Весело распѣваютъ свои серенады... кошки на крышахъ обыва
тельскихъ домовъ и начался уже перелетъ... ночныхъ фей изъ зимнихъ трущобъ на буль
вары. Надъ городомъ носятся облока... пыли, заставляя обывателей усиленно чихать и смор
каться. Началась уже и поливка... прохожихъ. На улицахъ появились усовершенствованные аппараты для поливки: шайки, ковши, кострюли и даже старыя шляпы, изъ которыхъ и производится... вспрыскиваніе пешеходовъ, къ великому удовольствію веселыхъ дворниковъ. Словомъ —
Въ краю родномъ, блаженна и пышна, Уже царитъ прелестная весна!
***
Подъ вліяніемъ нѣжнаго дыханія весны, весело, легко и отрадно становится на душѣ у благополучныхъ россіянъ; и только одинъ Макшеевъ съ своей семейкой нарушаютъ общую гармонію, выглядывая мрачнымъ сентябремъ.
Словно обухомъ по головѣ, пришибъ каз
нокрадовъ приговоръ военно-окружнаго суда. Лишеніе чиновъ, орденовъ, дворянства и нѣкоторыхъ правъ и ссылка въ мѣста отдален
ныя — вотъ награда, присужденная главнымъ
персонажамъ макшеевской шайки за всѣ ея подвиги во время минувшей войны. Законтрактованные говорильныхъ дѣлъ мастера пустили въ ходъ всѣ средства обороны, но обвинительная канонада оказалась сильнѣе, и те
перь гг. Макшееву, Пріорову, Шестакову и Карасевичу приходится готовиться къ путе
шествію по образу пѣшаго хожденія туда,
куда Макаръ телятъ не гонялъ Путешествіе это, конечно, не представляетъ ничего пріятнаго, но... по дѣломъ вору и мука!
жева. Явилась полиція, началось слѣдствіе, обнаружившее всѣ подробности „домашняго счастья“, которымъ наслаждался monsieur Бестужевъ, — затѣмъ судъ, г. Плевако и оправдательный приговоръ, къ великому удовольствію публики, и monsieur Бестужева въ особенности.
О, женщины, женщины!... Вы скажете: „фи, какой Шекспиръ невѣжа“! Но развѣ вы не легкомыслены, не капризны, не вѣроломны?..
Когда вы станете лучше? — На другой день послѣ васъ, отвѣтила одна дама знаменито
му Дидро, сдѣлавшему ей этотъ вопросъ.
Если ужъ Дидро списывалъ передъ такимъ отвѣтомъ, то мнѣ остается поставить лишь точку.
Артельщикъ московскаго газоваго общества, будучи посланъ въ учетный банкъ съ крупной суммой денегъ, почувствовалъ доро
гой головокруженіе и присѣлъ отдохнуть на шпалы близь рельсовъ конно-желѣзной дороги; опомнившись, онъ замѣтилъ исчезновеніе денегъ...
Очевидно, шпалы и рельсы конно-желѣзной дороги ведутъ коварную интригу противъ кассировъ!
Бова.
***


Петербургскій фельетонъ.


Еврейская труппа мудреца Гольдфадена, пріѣхавшая въ Петербургъ „плѣнять своимъ искусствомъ свѣтъ“, потерпѣла полнѣйшее Фіаско. Неблаговоспитанная петербургская публика остается совершенно равнодушной къ та
лантамъ бердичевскихъ Сальвини, шкловскихъ Ѳедотовыхъ и Ленскихъ изъ Шполы. Даже chef d’oeuvres еврейской драматической лите
ратуры, драма „Ни бе, ни ме, ни кукареку“
не могла поколебать равнодушія публики. Въ довершеніе всего, директоръ труппы, г. Гольдфаденъ, призналъ наиболѣе благоразумнымъ скрыться изъ Петербурга, оставивъ артистовъ въ положеніи раковъ, сѣвшихъ на мель...
Еврействующіе публицисты не замедлятъ, конечно, въ равнодушіи петербургской пуб
лики къ еврейскимъ талантамъ усмотрѣть проявленіе анти-еврейской агитаціи, а слѣ
довательно и грозную опасность для отечества!?
Къ числу курьозовъ петербургской жизни слѣдуетъ, по всей справедливости, отнести и „религіозно-образовательно-танцевальное“ об
щество, основанное недавно при мѣстной финской церкви для увеличенія церковныхъ доходовъ. Общество носитъ названіе „алчу
щихъ просвѣщенія“; право входа на собранія
имѣютъ всѣ желающіе, но не иначе, какъ за установленную плату. Алчущіе просвѣщенія сначала занимаются какою-нибудь работою на храмъ, затѣмъ пьютъ чай, закусываютъ и, наконецъ, пускаются въ плясъ подъ звуки дешевенькаго фортепьяно. Пока фортепьяно не было, танцовали подъ звуки пѣсни, распѣваемой однимъ изъ присутствующихъ.
Дѣла общества идутъ гораздо лучше, чѣмъ труппы Гольдфадена!
Нѣмецъ обезьяну выдумалъ, а чухонецъ перещеголялъ: кому бы пришло въ голову,
что образовательныхъ цѣлей можно достигнуть пляской подъ примитивную музыку на собственныхъ губахъ?
Петербургскій beaumonde не перестаетъ интересоваться свадьбой княжны Юсуповой. Шутка ли: одна изъ богатѣйшихъ невѣстъ
во всемъ мірѣ, на которой останавливалъ вниманіе даже болгарскій князь, удостоила своимъ выборомъ скромнаго и небогатаго
гвардейскаго офицера, графа Сумарокова-Эльстона! ? Сколько разбито розовыхъ надеждъ, разсчетовъ и упованій, лелѣянныхъ предста
вителями нашей золотой молодежи! Прида
ное княжны Юсуповой, дѣйствительно, такъ велико, что съ помощью его можно было бы возстановить въ прежнемъ блескѣ не одинъ захудалый дворянскій родъ: два милліона,— изъ которыхъ одинъ отпущенъ въ полное ра
споряженіе счастливаго новобрачнаго, — два громадные дома, четыре крупныя имѣнія, цѣлый ювелирный магазинъ, богатый ассор
тиментъ кружевъ, спеціально заказанныхъ двумъ брюссельскимъ фабрикамъ и т. д., и т. д.
въ томъ же родѣ. Наконецъ въ будущемъ— колоссальное наслѣдство, напоминающее собою баснословныя, легендарныя состоянія ин
дійскихъ набабовъ! Понятно, какъ должны
были разгораться глаза на этакой „кусъ“ у петербургской jeunesse dorée, и какую кислую мину она скорчила, узнавъ о счастливой звѣздѣ графа Эльстона!...
Это я. ☛
Обыватель воюетъ не противъ однихъ евреевъ. — Исторія въ Томскѣ, Дерптѣ и Самарѣ. — Клоуны, попавшіе въ Думу го
рода Литина. — Комики города Сызрани. — О томъ, какъ жена г. Косякова поѣхала освящать куличи. — Крахъ саратовско
симбирскаго банка.
Жестоко ошибаются россійскіе журналисты, объясняя нынѣшніе еврейскіе безпорядки ненавистью къ евреямъ, національной и религіозной рознью и т. п. Этакія объясненія да
вать, значитъ — русскаго обывателя совсѣмъ не знать, даже заочно. Еврей, какъ инопле
менникъ и эксплоататоръ, стоитъ въ сторонѣ, а вся суть въ неукротимости нашей натуры и въ томъ, что русскій человѣкъ надѣленъ постоянно чешущимися кулаками Потому-то онъ и производитъ „безпорядки“, направляя ихъ не на однихъ евреевъ, но и на своихъ собра
товъ, чистокровныхъ русскихъ. Потому-то онъ
въ Томскѣ, напр., и нападаетъ, не на евреевъ а зазвавъ дѣвушку въ отдѣльный нумеръ бани, обливаетъ ее керосиномъ и зажигаетъ. Потомуто онъ, среди бѣлаго дня, въ Дерптѣ, и нападаетъ на женщину, жену редактора „Дерпт
ской Газеты“, и избиваетъ ее до полусмерти. Оттого-то русскій человѣкъ, своими истязаніями, доводитъ свою супругу до умопомѣшательства, какъ сдѣлалъ это самарскій гражданинъ, о которомъ пишетъ „Русскій Курьеръ“...
Да, евреи тутъ совсѣмъ непричемъ!...
***
Если-же обыватель не дерется и не строитъ отвратительныхъ пакостей, онъ отличается въ чемъ нибудь иномъ, да такъ, что вы начи
наете думать: „а вѣдь лучше было-бы, если бъ онъ ужь зубы чистилъ!“...
Вотъ вамъ засѣданіе городской Думы гор. Литина, Каменецъ-Подольской губерніи. Докладывается дѣло, напоминающее басню „Ли
сица и Сурокъ“. Передавъ его содержаніе, голова держитъ, по словамъ „Одес. Вѣстника“, такую рѣчь:
„Гг. гласные-мѣщане! На меня постоянно пишутъ, и дошло дѣло до того уже, что я,
будто-бы, б...; а между тѣмъ, я имѣлъ папеньку и маменьку законныхъ. Оставшись послѣ отца птенцомъ, я почти съ колыбели началъ службу, сначала писцомъ 3, 2 и 1 разряда, затѣмъ повытчикомъ и т. д. (тутъ слѣ
дуетъ подробное перечисленіе службы, прохожденіе которой, говоря правду, не блестяще). Теперь служу церковнымъ старостой и за