РАЕКЪ

Съ новымъ, братцы, годомъ, съ новымъ счастьемъ! Какъ то жить въ новомъ году будемъ? Старый позабудемъ, выбывшимъ отмѣтимъ, — новый весело встрѣтимъ.
Честь честью, значитъ!
Ну-ка, подвигайтесь, къ райку наклоняйтесь, картинки поглядимъ, погуторимъ-погалдимъ, видами займемся, — надъ тѣмъ посмѣемся, надъ этимъ поплачемъ, того одурачимъ, по
шутимъ надъ нимъ... не продуться бы только самимъ!
А то штука-то, вѣдь, зазорная!
Вишь, — день новаго года, франтиковъ невзгода приличій актеры, мчатся визитеры, — изъ
дома въ домъ скачутъ, сами чуть не плачутъ. Извощики правятъ-улыбаются (въ деньгахъ,
канальи, нуждаются), франтамъ старательно служатъ, погоняютъ — не тужатъ. Вишь, визи
теровъ ждутъ дамы, смотря сквозь оконныя рамы, — кого принять, приказать, кому отка
зать: пусть, молъ, карточку оставитъ, а намъ спокой предоставитъ...
Барыни - народъ, тоже, ловкій!
Это, вотъ, думецъ сидитъ-разсуждаетъ, послѣ сна отдыха ожидаетъ: цѣлый, молъ, годъ проспали, дни новаго года настали, — что гля
дѣть то сурово: можно начать спать и снова... Будетъ опять много шуму, да развѣ затронетъ онъ матушку-Думу? Дума учрежденье солидное, нипочемъ ей ворчанье обид
ное... Думаетъ думушку Дума, смотритъ на міръ весело, не угрюмо: что де мнѣ отъ слова подѣется, — каждый у меня подъ крылышкомъ грѣется, — каждый меня за хозяйку счи
таетъ, а если что въ газетахъ и прочитаетъ, сердиться и злобствовать будетъ, — меня отъ того не убудетъ.
Значитъ все — какъ съ гуся вода!
А это, гляди, горожане запустили въ маковки длани, чешутъ затылки и темя, да толкуютъ про думское бремя. Гласныхъ де мы выбирали шарами, думали - будутъ ворочать го
рами, а гласные дикія рѣчи палятъ будто картечи, — рѣчи по словамъ драгоцѣнныя, по
размѣрамъ чутя не трехполѣнныя... Только мышей родятъ эти горы, — все пустые одни разговоры: себя Хотя гласные и хвалятъ, а въ дѣлѣ черезъ пень колоду валятъ...
Что жь... отъ бездѣлья — и то рукодѣлье!
Это, вотъ, дивные виды, служители слѣпой Ѳемиды сидятъ, адвокаты: вишь, какіе все хваты? Сидятъ — разсуждаютъ, думаютъ — гадаютъ, потягиваютъ ликеры, да ведутъ разговоры. Къ намъ ли де, адвокатамъ, молод
цамъ и хватамъ, денегъ льются кучи изъ за чужой все тучи. Кому, молъ, печаль да убыт
ки, а намъ все де пожитки... У насъ есть отвага, что ни рѣчь — сотняга, что ни слово— цѣлковый; наступилъ годъ новый, далъ бы намъ дѣлишекъ побольше, рублишекъ, — намъ не вредъ и излишекъ! Рѣчь какъ запалимъ— что черно то обѣлимъ (штука ль провалиться, — вѣдь не намъ платиться)...
Значитъ - кому горе, а имъ хаханьки!...
Это, смотри, картина богатырская, видишь ли — контора банкирская; деньги въ нее люди клали, сберечь отъ воровъ мекали, анъ вышелъ счетъ-отъ текущій, стегнулъ кнута пуще. Гляди, собрались конторы этой вкладчики, москвичинедогадчики, межь собою галдятъ, да на двери запертыя глядятъ... Кое-кто поднималъ было вой, да у двери господинъ городовой, на улицѣ шумѣть не приказываетъ, на замки вися
щіе указываетъ: молъ, когда вы денежки клали, васъ съ отворенными дверями ждали, а какъ за деньгами явились, двери передъ вами затворились, — значитъ, поцѣлуй пробой, да и отправляйся домой... А самъ банкиръ-то... ихъ ты! задаетъ лататы... Что ему дѣлается, про
казнику: огорошилъ всѣхъ къ празднику, чемоданъ увязалъ и спасибо не сказалъ, — поминай какъ звали, только и видали.
Бонжуръ, молъ! Закатывай!
Вотъ картинка остаточная, это гульба наша святочная. Вишь ты улыбается вдова Попо
ва, — больно народъ пьетъ безтолково; весело ей живется, вино сильно пьется, дѣло расши
ряется, карманъ раздувается. А это, гляди, народецъ хватскій, гремитъ дверью кабацкой, входитъ и выходитъ, отраду въ кабакѣ нахо
дитъ, да домой на ногахъ не доходитъ: шага два пройдетъ, да на снѣгъ упадетъ; надоѣстъ подниматься, — рѣшитъ поваляться. Вишь, безъ чувствъ валяется, городовой поднять его старается...
Картина хоррррошая!..
Ну, до свиданія, братцы, пора собираться, раекъ-отъ убрать, да пойти погулять; время гулевое, вино зеленое, пятаковъ набралъ,
вотъ и загулялъ. А гулять я дока, пить могу жестоко: чарочку опѣшу — всѣхъ васъ распотѣшу, заломлю коль шапку да пойду въ при
сядку, — лишь держись подошвы ощутите дрожь вы, а трепакъ протянется — каблукамъ достанется!
Вотъ, вѣдь, какъ... по нашему! До свиданія.

Раешникъ. ПЕРЕПИСЬ.

Сценка.
Въ домѣ Ивана Терентьевича Подоплекина, статскаго совѣтника въ отставкѣ, давно уже все успокоилось сладкимъ сномъ. Только на кухнѣ подвы
пившая кухарка весело болтала съ «душенькою» и разсказывала ему семейныя тайны хозяевъ. Вдругъ раздался звонокъ.
— Ну, кого еще намъ Богъ несетъ? проговорила съ недовольной гримасой кухарка.
— Не килиграмма-ли? глубокомысленно замѣтилъ душенька.
— Одно что. Пойти отпереть!
Кухарка, не торопясь, отправилась въ прихожую и черезъ дверь окликнула полночныхъ посѣтителей. — Кто тамъ?
— Счотчикъ, - отвѣчалъ мужской голосъ. — Съ килиграммой, что-ли? — Нѣтъ, переписывать...
— Кто-же ночью переписываетъ, Богъ васъ знаетъ, можетъ съ улицы кто! Не нашли времени утромъ-то придти. Завтра утромъ приходите. Баринъ спитъ давно.
— Да теперь надо, необходимо. Доложите барину. — Что переписывать-то будете?
— Домъ переписывать. Пожалуйста разбудите. — Сичасъ скажу.
Кухарка отправилась въ спальную комнату барина и долго стояла передъ кроватью къ нерѣшимости.
— Баринъ! наконецъ, тихо произнесла она. — Баринъ, а баринъ!
— Ну? перевернувшись на другой бокъ, лѣниво промычалъ баринъ.
— Хитектуръ, надо полагать, пришелъ, насчетъ дома!
— Какой къ чорту архитекторъ? — Переписывать. — Что?
- Домъ.
— Съ ума ты сошла! Убирайся! — Пришли-съ. Пожалуйте!
— Скажи, сплю. Утромъ-то нѣтъ времени? Гони въ шею!
Кухарка опять подошла къ двери.
— Баринъ проситъ завтра придти. — Сейчасъ надо. Отоприте.
— Отоприте-съ, значитъ! присоединился снаружи голосъ дворника.
— Да я отопру, мнѣ что! Тольки что баринъ вотъ не велѣлъ! - произнесла струхнувшая кухарка, вообразившая, что дѣло, должно быть, идетъ объ уголовщинѣ: не замѣшанъ-ли въ чемъ ея душенька? Вотъ вопросъ!
— Сичасъ отопру! - произнесла она и побѣжала въ кухню.
— Андрей! Спрячься гдѣ ни то! — Что такое?
— Ахъ, Господи, скорѣе! Подъ кровать! Тамъ дворникъ и еще какіе-то... полицейскіе, надо полагать.
— Господи! Да неужто? Подъ кровать, что-ли! И дружокъ поспѣшно полѣзъ подъ кровать.
Кухарка вернулась въ прихожую и дрожащею рукою отворила дверь.
Вошелъ молодой человѣкъ въ сопровожденіи дворника.
— Вы будете прислуга? вѣжливо спросилъ онъ. — Да... только что я... что же... мы не виноваты!...
— Не бойтесь. Такъ вы прислуга? Одна?
— Да что жь... я никогда, кажется! Я живу скромно, никто ко мнѣ не ходитъ...
— Нѣтъ, я спрашиваю только - одна-ли вы служите?
— Да обыщите коли! Что жь я? У меня никого нѣту!
— Позовите-ка лучше барина. Отъ васъ толку не добьешься.
Кухарка пошла опять къ барину.
— Пришли-съ тамъ, съ дворникомъ, военные какіе-то. Полицейскіе, надо полагать.
— Какой еще тамъ чоортъ! пробормоталъ баринъ и всталъ съ постели. Облекшись въ халатъ, онъ вышелъ въ прихожую и, протирая глаза, остановился передъ вошедшими.
— Чего вамъ угодно-съ?
— Насчетъ переписи. Могу узнать ваше имя, отчество, фамилію!
— Милостивый государь, это вы могли спросить у вашего спутника! Дворникъ это обязанъ знать! Изъ за этого не стоило тревожить!
— Иванъ Терентьевичъ Подоплекинъ? — Да-съ. Знаете, — такъ что же?.. — Вашъ полъ? — Что съ?
— Полъ вашъ, я спрашиваю: мужской или женскій?
— Вы шутите, милостивый государь!
— Я васъ прошу отвѣчать по порядку-съ...
— Вы скоро спросите, что я: собака или человѣкъ?
— Такъ мужской?
— Этою еще не доставало! — Вы не глухой?
— Прошу безъ дерзостей! — Нѣтъ-съ? И не слѣпой?
— Бы забываетесь! Я, милостивый государь, статскій совѣтникъ! Забываться никому не позволю-съ...
— Вы не умопомѣшанный?
— Вы сами... пьяны-съ! Я велю актъ составить! Вы... вы не смѣете-съ!
— Нѣтъ-съ?.. Не увѣчный? хладнокровно продолжалъ счотчикъ и записывалъ что-то на листкѣ. — Дарья, позови городоваго!
— Не горячитесь! Вы не тяжко-больной?
— Вы-съ тяжко-больной! Совѣтую вамъ полѣчиться-съ. Я васъ прошу выйдти-съ! Покорнѣйше прошу-съ! Я не желаю-съ, не желаю-съ... Пусть другіе выслушиваютъ дерзости! А я-съ статскій совѣтникъ-съ! Я не мальчишка-съ! Вы можете шутить съ мальчиками!... А не со мной-съ! Да-съ!
И, задыхаясь отъ гнѣва, Иванъ Терентьевичъ быстро пошелъ въ спальню.
— По .. послушайте, милостивый государь? Еще вопросъ?
— Что-съ? уже на порогѣ въ комнату обернулся Иванъ Тереньтьевичъ.
— Кто вы: хозяинъ? товарищъ? представитель общества? членъ артели? работникъ? поденщикъ?
— Поденщикъ-съ! - холодно произнесъ Иванъ Терентьевичъ и исчезъ за дверью.
С. А.