кихъ выстрѣловъ непріятельскихъ стрѣлковъ. Щиты эти спасли жизнь многимъ тысячамъ и были переняты аттакующимъ.
По назначеніи Геиералъ-Маіора Тимоѳеева начальникомъ артиллеріи гарнизона, Аполлинарій Александровичъ занялъ его мѣсто начальника 1-го отдѣленія линіи, и мно
го содѣйствовалъ къ постройкѣ замѣчательнаго Ростиславскаго Редута.
Когда же Генералъ-Лейтенантъ Семякинъ принялъ подъ свое командованіе это отдѣленіе, А. А. Зоринъ завѣдывалъ артиллеріею праваго Фланга оборонительной линіи, гдѣ оставался до очищенія Южной Стороны Севастополя.
НѢСКОЛЬКО СЛОВЪ


ОБЪ ОДНОМЪ ИЗЪ ЗАЩИТНИКОВЪ СЕВАСТОПОЛЯ. (Статья эта напечатана въ №209-мъ Русскаго Инвалида, 25-го Сентя


бря 4855 года.)
(Посвящено памяти Штабсъ-Капитана Генеральнаго Штаба Барона МейендорФа, умершаго отъ раны, полученной 27-го Августа во время приступа.)
Медленными, кровавыми чертами вписывается имя Севастополя на скрижаляхъ исторіи. Мѣсто многострадальна
го города обозначается нынѣ грудой пепла и труповъ; но онъ не погибъ, нп въ будущемъ, ни въ настоящемъ. Въ бу
дущемъ онъ воспрянетъ обновленною жизнію, воскреснетъ побѣдно, осѣненный лучами славы и вѣнцомъ безсмертія. Въ настоящемъ онъ живетъ неувядаемый и благословенный, святой и могучій, въ разстроганиомъ сердцѣ всей бла
годарной Россіи.... Не онъ ли показалъ цѣлому міру, чего стоитъ овладѣніе одного только точкою на громадномъ про
странствѣ нашей родины? Не оиъ-ли изумилъ ожесточеніе трехъ державъ, годъ цѣлый, безъ малаго, устремлявшихъ противъ иего всѣ адскія изобрѣтенія науки убійства и разрушенія? Но Севастополь опоясался рядами нашихъ вои
новъ, но русская грудь съ неслыханною стойкостью отстаивала неслыханный напоръ. Непріятелю оставлены дымя
щіяся развалины, за ними выстроилось иаше непобѣжденное войско, за войскомъ стоитъ вся Россія!
Первое дѣйствіе современной кровавой драмы окончено. Какъ во всѣхъ борьбахъ, выдержанныхъ Русскими, оно озна
меновалось тяжкими испытаніями; но какъ и въ былыя времена не поколебало первыхъ нашихъ убѣжденій, увѣренности въ божіей помощи, увѣренности въ самихъ себѣ. Какъ и прежде, начало войны обильно для насъ поученіями: оно указало намъ путь къ будущему совершенствованію, и, съ тѣмъ вмѣстѣ, возвысило нашъ народный духъ,
заставило насъ гордиться подвигами своихъ, олагословлять жизнь ихъ, полную самоотверженія, — и смерть ихъ — какъ залогъ будущаго торжества.... Стоитъ только вспо
мнить, какъ смиренно и нехвастливо служитъ и умираетъ нашъ солдатъ; стоитъ только оцѣнить чувство, одушевляющее каждаго, отъ рядового до главнаго начальника, гото
выхъ погибнуть за честь родины, чтобы не усомниться въ исходѣ современныхъ событій.
А что сказать о тѣхъ, преисполненныхъ надеждъ и отваги, юношахъ, которымъ жизнь обѣщала такъ много, и которые предпочли семейнымъ радостямъ, удобствамъ привольнаго достатка, обольщеніямъ самолюбія, порывамъ и
удовольствіямъ цвѣтущаго возраста, — тяжкую службу подъ градомъ непріятельскихъ снарядовъ, бивачныя трево
ги, огонь и стужу, дни безъ отдыха, ночи безъ сна, и въ
заключеніе преждевременную кончину вдали отъ родныхъ и близкихъ?
Мы знали одного изъ нихъ, и въ немъ хотимъ мы почтить память всѣхъ его товарищей, обреченныхъ съ нимъ одной участи. Мы знали его, нылкаго, веселаго, беззабот
наго, но въ то же время алчущаго познаній, требующаго полезной дѣятельности. Одаренный рѣдкими способностями, онъ обратился сперва къ основаніямъ жизни — труду и наукѣ. Онъ посвящалъ себя неусыпно мирнымъ занятіямъ, какъ вдругъ заколыхалась вся Европа, и вспыхнула венгерская война, какъ бы предвѣстницею его будущихъ по
трясеній. Питомецъ мирной науки опоясался мечемъ, въ венгерскую кампанію обратилъ на себя вниманіе, и, по окончаніи войны, имѣя иа груди знакъ отличія Военнаго Ордена, возвратился въ Петербургъ, гдѣ думалъ еще обра
титься на прежнюю стезю; но военная служба и духъ военный уже проникли все его существо. Чтобы сочетать оба призванія, онъ поступилъ въ Военную Академію, и ко
гда возгорѣлась война съ Турціею, онъ уже находился при дѣйствующихъ войскахъ офицеромъ Генеральнаго Штаба.
Съ Дуная поспѣшилъ онъ ыа защиту Севастополя, и тутъ оиъ былъ однимъ изъ дѣятелей при безпримѣрной оборонѣ. Если измѣрять жизнь не днями, а чувствами и событіями, то можно сказать, что онъ прожилъ вѣкъ старца въ нѣсколько мѣсяцевъ.
Исторія едва ли повѣритъ, чтобъ и большой городъ могъ
простоять около года, подъ огненной подвижной крышей, падающей безостановочно, разметывая на всѣ стороны лю
дей и строенія. Но павшіе люди замѣнялись другими, по строенія возникали снова, но солдатская пѣсня не умолка
ла, но русскій Вобапъ-Тотлебеиъ хладнокровно чертилъ новыя оборонительныя линіи подъ огненнымъ дождемъ, но цѣлый гарнизонъ заранѣе записывался въ расходъ, цѣлое войско говорило, что его еще на два приступа хватитъ.... Цвѣтъ и гордость Черноморскаго Флота — Корниловъ, На
химовъ, Истоминъ оправдала незабвеннаго Лазарева и своею смертію заслужили безсмертіе. Съ ними легли десятки генераловъ, сотни офицеровъ, тысячи солдатъ. Изъ матро
совъ немногіе остались, чтобъ разсказывать молодымъ о томъ, какъ служили ихъ товарищи, и что значитъ и ыа сушѣ служба нашего моряка. Какое торжество сравнится съ гибелью Севастополя!...
Съ такими-то сподвижниками, въ исполненіи такого страшнаго долга, должна была напрягаться вдохновенная жизнь юноши, коему посвящаются настоящія строки. Во все время осады, онъ оставался невредимъ, но долженъ былъ погибнуть при отступленіи нашемъ на Сѣверную Сто
рону, какъ будто и его судьба была связана съ судьбою Севастополя. Въ числѣ столькихъ жертвъ и утратъ, смерть его была грустнымъ случаемъ, слишкомъ обыкновен
нымъ въ наше кровавое время; не смотря иа то, она ото
звалась болѣзиенно не только въ скорби неутѣшныхъ ро
дителей, но въ горькомъ сожалѣніи товарищей, въ оадгрооной похвалѣ его памяти отъ цѣлаго войска, всѣхъ, отъ солдата до главнокомандующаго.
(Окончаніе впредь.)
На рисункѣ ДМ 10-го Русскаго Художественнаго Листка изображенъ Успенскій Монастырь близъ Бакчисарая, въ Крыму, рисованный съ натуры Ф. Гроссомъ.
Печатать позволяется. Санктпетербургъ, 30-го Марта 1856 года. Ценсоръ Н. Ахматовъ
Въ типографіи 11. Греча.