бяки и чудовищные осетры, поданные весьма нарядно. Радушный виновникъ праздненства былъ истинно душою общества, душею оживленной бесѣды, не умолкавшей ни на минуту. Когда же налили шампанское, Главнокомандующій Генералъ- Адъютантъ Лидерсъ, въ прекрасной рѣчи выразивъ всѣхъ одушевлявшія въ настоящее время чувства, провозгласилъ первый тостъ за здравіе и благоденствіе союзныхъ монар
ховъ, иа который, лишь только умолкла торжественная музыка и восторженныя восклицанія присутствующихъ, Маршалъ Пелиссіе отвѣчалъ сильною рѣчью, заключенною тос
томъ во здравіе храброй Арміи Русской и славнаго Вождя ся,
Императора Александра II. При одномъ завѣтномъ этомъ имени загремѣло «Боже, Царя храни,» въ шатрѣ раздалось «ура», откликнулось оно въ сердцахъ присутствующихъ и повторилось громкимъ, радостнымъ, долго, долго неумолкав
шимъ «ура» въ толпахъ офицеровъ и солдатъ нашихъ и союзныхъ, окружавшихъ мѣсто пира.
Въ этомъ сердечномъ возгласѣ слышалось и выразилось все: и благодарность Миротворцу, возвратившему міру же
ланный покой, н готовность дѣтей Его, всѣхъ до единаго,
вновь повторить этотъ народный кличъ, по единому Его мановенію устремись на тысячи, смертей, и уваженіе ино
земцевъ къ Его величію, и любовь всеобщая къ Нему за Его благость, за теплоту великой Его души.
За народнымъ гимномъ русскимъ, къ общему удовольствію всѣхъ присутствовавшихъ иностранцевъ, раздался англійскій національный гимнъ, за нимъ любимые маршн Французскій и сардинскій.
Едва эти звуки успѣли замолкнуть, какъ по всей площади вновь послышались русскія пѣсни. Выпивъ по чаркѣ водки,
наши солдаты и ихъ гости, конвойные союзныхъ генераловъ, развеселились: въ нѣсколькихъ мѣстахъ затѣялись пляски, игры, все закипѣло; даже главнокомандующіе вышли изъ
шатра полюбоваться необыкновенною картиною. Площадь была покрыта пляшущими, шумящими группами: такою жизнію еще никогда не жила Мекензи. «На нашей улицъ праздникъ», говорили солдаты, и дѣйствительно, куда ни взгляни, все и по
всюду казалось праздничнымъ, начиная съ нашихъ каменныхъ
баракъ, обыкновенно представлявшихъ собою очень мрачную картину, а теперь принарядившихся, выбѣленныхъ, украшен
ныхъ вѣтвями зеленаго мозжевелышка и гирляндами пове- ЛИКИ, — до радостныхъ лицъ всѣхъ встрѣчныхъ, —до мун
дировъ множества гвардейскихъ и кавалерійскихъ офицеровъ, прикомандированныхъ къ полкамъ нашей дивизіи, для участія въ военныхъ дѣйствіяхъ.
«На вашей улицъ праздникъ», повторяли всѣ. «Не даромъ мы здѣсь простояли вою осень и зиму; мерзли на аванпостахъ по цѣлымъ ночамъ; лазили по горамъ и болотамъ; ис
пытывали всѣ лишенія, сопряженныя, въ ненастное время года, съ удаленіемъ отъ воды на нѣсколько верстъ, отъ
своихъ продовольственныхъ запасовъ и отъ города верстъ на двадцать пять, не даромъ мы трудились больше дру
гихъ, безпрестанно перестрѣливаясь съ предпріимчивымъ врагомъ, имѣвшимъ противъ насъ вдесятеро сильнѣйшую армію, ни чѣмъ отъ насъ не отдаленную, и неуспѣвшимъ, благо
даря нашей бдительности и осторожности, пріобрѣсти ни одной
надъ нами поверхности. Не даромъ насталъ на нашей улицѣ праздникъ, выпало на нашу долю торжество, какого никто
нс будетъ имѣть на этотъ разъ въ арміи нашей. 11-я Дивизія выступаетъ предъ глаза почти всей Европы, предъ лице ея испытаннѣйшихъ вождей, и вызываетъ себѣ общую похвалу. Намъ предоставлена честь принять отъ недавнихъ враговъ
«Мы являемся представителями Арміи Русской!
«И кто не скажетъ, что мы купили право на эту честь; мы, одни изъ первыхъ поспѣвшіе на театръ военныхъ дѣйствій, первые приняли на свою грудь напряженные удары вражьи;
семь мѣсяцевъ потомъ съ ружьемъ въ рукѣ оберегали берега Дуная, не разъ испытывая кровавыя встрѣчи съ недругомъ;
мы поспѣли къ осадѣ силистрійской; поспѣли, чтобы усѣять своими костями высоты Инкерманскія; чтобы восемь мѣсяцевъ сбирать на стогнахъ севастопольскихъ обильную жатву лав
ровъ; чтобы вписать имена своихъ полковъ въ скрижаль народной памяти, и чтобы сдѣлать незабвенными русскому
сердцу неоконченные валы Селеигинскаго Редута, Французскіе аппроши къ Камчатскому Люнету,—траншеи Зеленой Горы и вѣчно памятный третій бастіонъ!»
Около пяти часовъ толпа праздновавшихъ заволновалась. Всѣ бросились къ лошадямъ. Главнокомандующіе двинулись, и вокругъ кипѣли и волновались группы офицеровъ и солдатъ четырехъ народовъ, въ самыхъ разнообразныхъ мундирахъ, являя собою картину совершенно необыкновенную, казавшую
ся сновидѣніемъ! Всѣ двигались шагомъ, медленно, въ сопро
вожденіи нѣсколькихъ музыкъ, неумолкавшихъ до самаго спуска съ горы.
Радужныя волны военнаго люда сплелись въ пеструю ленту, и картинно опоясали собою Мекензіеву Гору, не пре
рываясь отъ начала спуска до конца его, и такимъ образомъ,
казалось, что чудная лепта безконечна, и что если бы еще далѣе ѣхалъ иашъ главнокомандующій, она продолжала бы развиваться; по онъ простился у подошвы горы съ свопми почетными гостями, по-видимому, весьма довольными пріемомъ, и возвратился, когда Маршалъ Пелиссіе сѣлъ въ экипажъ.
Главнокомандующіе Кодриыгтоиъ и Ла-Мармора, а также вся иностранная свита, продолжали ѣхать верхомъ. Мы про
водили ихъ, съ почетнымъ конвоемъ, до самаго нхъ лагеря, и тутъ, послѣ многихъ съ ихъ стороны привѣтствій и комплиментовъ, откланялись имъ, и возвратились на свою ликующую Мекензи. П. Алабинъ.
на Черной Рѣчкѣ (въ Крыму), гдѣ убиты, 4-го Августа 1855 года, Генералъ-Адъютанты Реадъ и Баронъ Вревскій и Генералъ
Печатать позволяется. Санктпетербургъ, 7-го Іюля 1856 года.Цеисоръ Н. Ахматовъ.
ховъ, иа который, лишь только умолкла торжественная музыка и восторженныя восклицанія присутствующихъ, Маршалъ Пелиссіе отвѣчалъ сильною рѣчью, заключенною тос
томъ во здравіе храброй Арміи Русской и славнаго Вождя ся,
Императора Александра II. При одномъ завѣтномъ этомъ имени загремѣло «Боже, Царя храни,» въ шатрѣ раздалось «ура», откликнулось оно въ сердцахъ присутствующихъ и повторилось громкимъ, радостнымъ, долго, долго неумолкав
шимъ «ура» въ толпахъ офицеровъ и солдатъ нашихъ и союзныхъ, окружавшихъ мѣсто пира.
Въ этомъ сердечномъ возгласѣ слышалось и выразилось все: и благодарность Миротворцу, возвратившему міру же
ланный покой, н готовность дѣтей Его, всѣхъ до единаго,
вновь повторить этотъ народный кличъ, по единому Его мановенію устремись на тысячи, смертей, и уваженіе ино
земцевъ къ Его величію, и любовь всеобщая къ Нему за Его благость, за теплоту великой Его души.
За народнымъ гимномъ русскимъ, къ общему удовольствію всѣхъ присутствовавшихъ иностранцевъ, раздался англійскій національный гимнъ, за нимъ любимые маршн Французскій и сардинскій.
Едва эти звуки успѣли замолкнуть, какъ по всей площади вновь послышались русскія пѣсни. Выпивъ по чаркѣ водки,
наши солдаты и ихъ гости, конвойные союзныхъ генераловъ, развеселились: въ нѣсколькихъ мѣстахъ затѣялись пляски, игры, все закипѣло; даже главнокомандующіе вышли изъ
шатра полюбоваться необыкновенною картиною. Площадь была покрыта пляшущими, шумящими группами: такою жизнію еще никогда не жила Мекензи. «На нашей улицъ праздникъ», говорили солдаты, и дѣйствительно, куда ни взгляни, все и по
всюду казалось праздничнымъ, начиная съ нашихъ каменныхъ
баракъ, обыкновенно представлявшихъ собою очень мрачную картину, а теперь принарядившихся, выбѣленныхъ, украшен
ныхъ вѣтвями зеленаго мозжевелышка и гирляндами пове- ЛИКИ, — до радостныхъ лицъ всѣхъ встрѣчныхъ, —до мун
дировъ множества гвардейскихъ и кавалерійскихъ офицеровъ, прикомандированныхъ къ полкамъ нашей дивизіи, для участія въ военныхъ дѣйствіяхъ.
«На вашей улицъ праздникъ», повторяли всѣ. «Не даромъ мы здѣсь простояли вою осень и зиму; мерзли на аванпостахъ по цѣлымъ ночамъ; лазили по горамъ и болотамъ; ис
пытывали всѣ лишенія, сопряженныя, въ ненастное время года, съ удаленіемъ отъ воды на нѣсколько верстъ, отъ
своихъ продовольственныхъ запасовъ и отъ города верстъ на двадцать пять, не даромъ мы трудились больше дру
гихъ, безпрестанно перестрѣливаясь съ предпріимчивымъ врагомъ, имѣвшимъ противъ насъ вдесятеро сильнѣйшую армію, ни чѣмъ отъ насъ не отдаленную, и неуспѣвшимъ, благо
даря нашей бдительности и осторожности, пріобрѣсти ни одной
надъ нами поверхности. Не даромъ насталъ на нашей улицѣ праздникъ, выпало на нашу долю торжество, какого никто
нс будетъ имѣть на этотъ разъ въ арміи нашей. 11-я Дивизія выступаетъ предъ глаза почти всей Европы, предъ лице ея испытаннѣйшихъ вождей, и вызываетъ себѣ общую похвалу. Намъ предоставлена честь принять отъ недавнихъ враговъ
нашихъ всю хвалу, право на которую добыли себѣ цѣлыя арміи наши въ эту войну.
«Мы являемся представителями Арміи Русской!
«И кто не скажетъ, что мы купили право на эту честь; мы, одни изъ первыхъ поспѣвшіе на театръ военныхъ дѣйствій, первые приняли на свою грудь напряженные удары вражьи;
семь мѣсяцевъ потомъ съ ружьемъ въ рукѣ оберегали берега Дуная, не разъ испытывая кровавыя встрѣчи съ недругомъ;
мы поспѣли къ осадѣ силистрійской; поспѣли, чтобы усѣять своими костями высоты Инкерманскія; чтобы восемь мѣсяцевъ сбирать на стогнахъ севастопольскихъ обильную жатву лав
ровъ; чтобы вписать имена своихъ полковъ въ скрижаль народной памяти, и чтобы сдѣлать незабвенными русскому
сердцу неоконченные валы Селеигинскаго Редута, Французскіе аппроши къ Камчатскому Люнету,—траншеи Зеленой Горы и вѣчно памятный третій бастіонъ!»
Около пяти часовъ толпа праздновавшихъ заволновалась. Всѣ бросились къ лошадямъ. Главнокомандующіе двинулись, и вокругъ кипѣли и волновались группы офицеровъ и солдатъ четырехъ народовъ, въ самыхъ разнообразныхъ мундирахъ, являя собою картину совершенно необыкновенную, казавшую
ся сновидѣніемъ! Всѣ двигались шагомъ, медленно, въ сопро
вожденіи нѣсколькихъ музыкъ, неумолкавшихъ до самаго спуска съ горы.
Радужныя волны военнаго люда сплелись въ пеструю ленту, и картинно опоясали собою Мекензіеву Гору, не пре
рываясь отъ начала спуска до конца его, и такимъ образомъ,
казалось, что чудная лепта безконечна, и что если бы еще далѣе ѣхалъ иашъ главнокомандующій, она продолжала бы развиваться; по онъ простился у подошвы горы съ свопми почетными гостями, по-видимому, весьма довольными пріемомъ, и возвратился, когда Маршалъ Пелиссіе сѣлъ въ экипажъ.
Главнокомандующіе Кодриыгтоиъ и Ла-Мармора, а также вся иностранная свита, продолжали ѣхать верхомъ. Мы про
водили ихъ, съ почетнымъ конвоемъ, до самаго нхъ лагеря, и тутъ, послѣ многихъ съ ихъ стороны привѣтствій и комплиментовъ, откланялись имъ, и возвратились на свою ликующую Мекензи. П. Алабинъ.
ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ.
Получивъ Высочайшее Государя Императора соизволеніе на снятіе съ натуры всѣхъ моментовъ
имѣющей быть церемоніи по случаю предстоящей коронаціи, Издатель Русскаго Художественнаго Листка, для предварительныхъ по сему предмету работъ, намѣревается нынѣ отправиться въ Москву, такъ какъ всѣ рисунки будутъ исполнены имъ са
мимъ еъ натуры. По случаю отъѣзда издателя въ Москву, нѣкоторые нумера, во время его отсутствія, выйдутъ въ свѣтъ ранѣе срока, но, нѣтъ сомнѣнія, подпищики на его изданіе простатъ ему нарушеніе
обычнаго порядка, для полученія въ послѣдствіи наивозможно полнаго изображенія событія, которое составитъ эпоху въ нашей общественной жизни. Рисунки эти, нѣтъ сомнѣнія, будутъ встрѣчены съ удо
вольствіемъ, особенно тѣми, которымъ въ Августѣ нынѣшняго года не удастся быть въ Москвѣ.
На рисункѣ № 20 Русскаго Художественнаго Листка изображены: 1) Генералъ-Адъютантъ Баронъ П. А. Вревскій 2) Гепералъ- Маіоръ П. В. Веймарнъ и 3) Поверстный столбъ у Каменнаго Моста
на Черной Рѣчкѣ (въ Крыму), гдѣ убиты, 4-го Августа 1855 года, Генералъ-Адъютанты Реадъ и Баронъ Вревскій и Генералъ
Маіоръ Веймарнъ. — Послѣдній рисунокъ доставленъ издателю Русскаго Художественнаго Листка его крымскимъ корреспондентомъ.
Печатать позволяется. Санктпетербургъ, 7-го Іюля 1856 года.Цеисоръ Н. Ахматовъ.