Въ Кордовѣ, столицѣ новаго халифата, впервые обнаружилось стремленіе арабовъ къ сказанной роскоши и комфорту. Страстные фан
тазеры, арабы, давъ волю своей необузданной фантазіи и воображенію, забыли о простотѣ своей прежней жизни.
Покоривъ въ томъ же VIII вѣкѣ многострадальную Персію, арабы въ своемъ увлеченіи мавританскими постройками старались наса
ждать свое искусство и среди персіянъ. Послѣдніе, принявъ безропотно отъ завоевателей всѣ принципы мавританскаго стиля, передали въ свою
очередь арабамъ основы своего чисто практическаго и декоративнаго искусства, своей культуры, являющейся протестомъ противъ семитической сухости и прямолинейности [1)].
Семиты (арабы), покоривъ персіянъ (арійцевъ), заимствовали у послѣднихъ технику воспроизведенія на коврахъ и тканяхъ, если и не
живыхъ существъ, то во всякомъ случаѣ цвѣтовъ и деревьевъ. Безъ такой растительной декораціи немыслимо представить себѣ персіянина, привыкшаго къ безпечности и лѣни, избалованнаго ароматомъ благоу
хающихъ розъ и пышными цвѣтниками, медленно потягивающаго въ пріятной истомѣ свой неизмѣнный кальянъ....
Вотъ почему арабы, усвоивъ пышную арійскую культуру, предались еще болѣе изнѣженному образу жизни и роскоши, сказавшейся во всемъ своемъ великолѣпіи во дворцахъ повелителей-халифовъ.
Вотъ почему и у насъ, европейцевъ, представленіе о Востокѣ невольно ассоціируется съ понятіемъ чего-то феерически сказочнаго, необычайно пышнаго и фантастичнаго.
Итакъ, нами намѣчены два главныхъ этапа мосульманскаго искусства: семитическій (арабскій) и арійскій (персидскій). Эти два тече
нія, по справедливому замѣчанію А. А. Половцева, «исчерпываютъ собою почти всю сущность мосульманскаго художества».
Искусство Индіи эпохи великихъ Моголовъ и Турціи XVI вѣка не имѣетъ по большой части самостоятельнаго характера, являясь подра
жаніемъ персидскимъ образцамъ, лишь съ небольшими индивидуаль
ными видоизмѣненіями. Фанатичная прямолинейность турокъ-османовъ цѣликомъ вылилась въ минаретахъ Стамбула, а индивидуальное твор
чество ихъ въ молитвенныхъ коврахъ изъ Малой Азіи съ лампадой по срединѣ. Къ особенности этихъ ковровъ, имѣющихъ, кстати сказать,
одноцвѣтный, темно-красный или нѣжно-бѣлый фонъ и примитивную орнаментацію, слѣдуетъ отнести ихъ машинное, а не ручное, какъ въ Персіи, производство.
Размѣры настоящей статьи, имѣющей своей прямой цѣлью освѣтить персидское искусство, не позволяютъ коснуться вопросовъ, связанныхъ съ турецкимъ и индѣйскимъ искусствами, изъ которыхъ послѣднее
[1)] А. Половцевъ. Замѣтки о мосульманскомъ искусствѣ по произведеніямъ
его въ музеѣ барона Штиглица. „Старые годы Октябрь 1913 г. Стр. 5.
тазеры, арабы, давъ волю своей необузданной фантазіи и воображенію, забыли о простотѣ своей прежней жизни.
Покоривъ въ томъ же VIII вѣкѣ многострадальную Персію, арабы въ своемъ увлеченіи мавританскими постройками старались наса
ждать свое искусство и среди персіянъ. Послѣдніе, принявъ безропотно отъ завоевателей всѣ принципы мавританскаго стиля, передали въ свою
очередь арабамъ основы своего чисто практическаго и декоративнаго искусства, своей культуры, являющейся протестомъ противъ семитической сухости и прямолинейности [1)].
Семиты (арабы), покоривъ персіянъ (арійцевъ), заимствовали у послѣднихъ технику воспроизведенія на коврахъ и тканяхъ, если и не
живыхъ существъ, то во всякомъ случаѣ цвѣтовъ и деревьевъ. Безъ такой растительной декораціи немыслимо представить себѣ персіянина, привыкшаго къ безпечности и лѣни, избалованнаго ароматомъ благоу
хающихъ розъ и пышными цвѣтниками, медленно потягивающаго въ пріятной истомѣ свой неизмѣнный кальянъ....
Вотъ почему арабы, усвоивъ пышную арійскую культуру, предались еще болѣе изнѣженному образу жизни и роскоши, сказавшейся во всемъ своемъ великолѣпіи во дворцахъ повелителей-халифовъ.
Вотъ почему и у насъ, европейцевъ, представленіе о Востокѣ невольно ассоціируется съ понятіемъ чего-то феерически сказочнаго, необычайно пышнаго и фантастичнаго.
Итакъ, нами намѣчены два главныхъ этапа мосульманскаго искусства: семитическій (арабскій) и арійскій (персидскій). Эти два тече
нія, по справедливому замѣчанію А. А. Половцева, «исчерпываютъ собою почти всю сущность мосульманскаго художества».
Искусство Индіи эпохи великихъ Моголовъ и Турціи XVI вѣка не имѣетъ по большой части самостоятельнаго характера, являясь подра
жаніемъ персидскимъ образцамъ, лишь съ небольшими индивидуаль
ными видоизмѣненіями. Фанатичная прямолинейность турокъ-османовъ цѣликомъ вылилась въ минаретахъ Стамбула, а индивидуальное твор
чество ихъ въ молитвенныхъ коврахъ изъ Малой Азіи съ лампадой по срединѣ. Къ особенности этихъ ковровъ, имѣющихъ, кстати сказать,
одноцвѣтный, темно-красный или нѣжно-бѣлый фонъ и примитивную орнаментацію, слѣдуетъ отнести ихъ машинное, а не ручное, какъ въ Персіи, производство.
Размѣры настоящей статьи, имѣющей своей прямой цѣлью освѣтить персидское искусство, не позволяютъ коснуться вопросовъ, связанныхъ съ турецкимъ и индѣйскимъ искусствами, изъ которыхъ послѣднее
[1)] А. Половцевъ. Замѣтки о мосульманскомъ искусствѣ по произведеніямъ
его въ музеѣ барона Штиглица. „Старые годы Октябрь 1913 г. Стр. 5.