ЧЕХОВ НА ГАЛЕРКЕ ТАГАНРОГСКОГО ТЕАТРА.


Город Таганрог отметил столетие существования своего театра. Сто лет провинциального театра— значительный фактор культурной жизни страны. У нас мало писали о прошлом провинциальных сцен. Эта сторона театральной истории разрабо
тана менее всего. Кое что знаем мы о Казанском прошлом, есть брошюры об Орловской театральной старине, существуют рассказы о первоначальных годах Нижегородского театра — и вот, кажется, все.
Юбилей Таганрогского театра заставляет невольно обратить внимание на существеннейший пробел в области театроведения.
Лучшей драматической труппой конца 70-х годов (это пора последних лет Таганрогской славы, когда Таганрог уступал первенство Ростову, а порт его терял всякое торговое значение) — справедливо считалась труппа антрепренера Но
викова. Эти Новикорские сезоны историк театра должен будет отметить с особенным вниманием: спектакли Новикова были первыми спектаклями «настоящего» театра, которые посещал гимназист 7 и 8 класса Антон Чехов. Театральное детство автора «Чайки» протекало на галерке Таганрогского театра.
Чехов жил тогда в Таганроге один: вся его семья переселилась в Москву. Оковы суровой домашней опеки распались и Антон Павлович, зарабатывающий собственные деньги репетитор
ством, широко пользовался всеми прелестями свободы. Театр был одним из самых ее заманчивых благ.
Брат Антона Павловича— ныне уже покойный Иван Павлович Чехов, оставил в своих воспоминаниях несколько любопытных подробностей, ри
сующих раннее увлечение Антона Чехова театром. Ходили гимназисты на галерку, к тому же, тайком, так как посещение театра, в особенности в буд
ничные дни, преследовалось начальством. Чтобы не быть узнанным педелем - надзирателем Антон Павлович даже гриммировался, как уверяет его школьный товарищ А. Дроси. Во всяком случае в театр забирались спозаранку. На галерку вела узкая деревянная лестница, на ступеньках которой сидела галерочная публика, терпеливо ожидающая заветной минуты — открытия дверей. Места были ненумерованные, и, чтобы захватить лучшее при
ходилось дежурить часов с 6 вечера. Потом вся толпа с гиком неслась наверх и, толкаясь, занимала первый ряд. «Театр был совершенно
пуст и неосвещен. На всю громадную черную яму горел только один газовый рожок».
Но с галерки получил Антон Павлович скоро доступ и за кулисы театра. Его гимназическим товарищем был Яковлев (в будущем известный актер, умерший в Москве в 1908 году) — сын премьера Новиковской труппы, трагика Яковлева, через него то и попал Чехов за кулисы. Тут он впервые встретился с Н. Н. Соловцовым, которому и посвятил затем водевиль «Медведь».
Что же видел в Таганрогском театре Чехов — будущий отрицатель «театральщины»? Чаще всего мелодрамы: «Ограбленную почту», «Убийство Коверлей» и проч. Потом «Гамлета». И всевоз
можные развеселые комедии — водевили, вроде Маменькиного сынка ... Посещал он и оперетту, весьма увлекаясь «Прекрасной Еленой».
Все эти черточки не должны пройти мимо биографа Чехова. Ранние впечатления Чехова, вынесенные им от театра, еще темного и смутно
освещенного, легли в основу «Лебединой Песни», в которой трагик Светловидов так поражается видом пустой театральной залы ночью. В «Чайкевоспоминания старого театрала Шамраева о ме
лодрамах (в одной из них случилась у актера оговорка надо было сказать «мы попали в за
падню», а кто-то сказал: «мы попали в запендю»)
навеяны, конечно, воспоминаниями самого Чехова об «Ограбленной почте».
Разумеется, пересмотрел тогда Чехов и весь современный репертуар того времени: драмы Шпажинского, Невежина и Дьяченки. Их влияние сказалось на той первой его большой пьесе, кото
рая только 2 года тому назад была извлечена из архива под названием «Неизданной пьесы».
Водевильный репертуар, в свою очередь, отразился на ранних опытах Чехова драматурга. Его первая шутка для театра, им самим уничтоженная, была написана в форме водевиля и называлась «О чем курица пела».
Знакомство с Новиковской труппой, в которой в те годы еще служили последние эпигоны из по
роды Несчастливцевых и Счастливцевых, дало Чехову богатейший материал для ранних его юмористических рассказов из жизни актерской богемы. Все эти антрепренеры Галамидовы, комики Фениксовы-Дикобразовы, первые любовники Поджаровы и актрисы Дольские-Каучуковы, конечно, из галлереи тех персонажей пестрого театрального мира, с которым впервые столкнулся Чехов именно в Таганроге. Неслучайно, что и Аркадина в «Чайке» цитирует «Гамлета»: «Трагедия о принце Датском», как мы уже знаем, одна из любимых пьес юного Чехова.
А затем, отрицание театра, этой «сыпи дурной болезни городов», и требование новых форм как реакция против пьес, в которых рассказы
вается о том, как люди спят, едят и носят свои пиджаки.
И юношеские впечатления, еле освещенного газовым рожком еще пустого театра, стираются: в «Даме с собачкой» — меткое и злое описание провинциального театра в вечер премьеры но
вой оперетты: «театр был полон. И тут, как вообще во всех губернских театрах, был туман повыше люстры, шумно беспокоилась галерка; в первом ряду перед началом представления стояли местные франты, заложив руки назад; и тут, в губернаторской ложе, на первом месте сидела губернаторская дочь в боа, а сам губер
натор скромно прятался за портьерой, и видны были только его руки. Качался занавес. Оркестр долго настраивался».
Страстный любитель театра — гимназист «Чехов Антон» вырастал в отрицателя отживающих форм театральщины.
Замечательно, однако, что в последней своей пьесе — в комедии «Вишневый сад» — он решительно делал поворот в сторону театральности.
О Чехове недавно вспоминали на юбилее Таганрогского театра. Он подлинно — театр юного Чехова. В наших же юбилейных строках есть и другой мотив, столь же законно сближающий Та
ганрогский театр с Чеховым. Это мотив требования нового пересмотра традиционного взгляда на Чеховскую драматургию.
ЮРИЙ СОБОЛЕВ.