Первая Государственная Драматическая Студия Узбекистана. Слева направо: группа студийцев. „Ревизор .Сцена II акта (в гостинице) Каюмов — половой, Табибулаев — Бобчинский. Хидоятов — городничий, Рахматулаев — Хлестаков.
Студия открыта в 1924 году по инициативе и на средства Наркомпроса Узбекистана.
Студийцы проработали восемь пьес. Из узбекской жизни: «Сон на посту» (сцены из басмаческого движения), Яркун-Ай Чултана, «Яна
Уйланамай» ( Еще раз женюсь ) того же автора, Арслан Фитрата, «Ревизора» Гоголя,
«Скупого» Мольера, «Принцессу Турандот» Гоцци и еще одну пьесу.
В лице Студии Узбекистан приобретет, в сущности, первую постоянную драматическую и кон
цертно-этнографическую труппу, так как до сих пор, в Узбекской ССР спектакли носили случайный характер.
ОАЗИС.
Не могу не поделиться с московской прессой большим праздником в области театра и жалею лишь об одном, что в беглой заметке не сумею передать и трети того очарования, каким полон горячий, изящный талант армянского трагика Папазяна в роли Отелло.
Исключая больных, среди типично курортной публики, равнодушной навеки ко всему возвышен
ному, вдруг... где то на задворках, в маленьком
Кисловодском клубе, при отчаянных условиях сцены заискрилось, засверкало, точно молния, истинное искусство и властно заставило поза
быть всю чудовищность случайной постановки Шекспира.
Много мне пришлось видеть исполнителей Шекспира, и отечественных и иностранных. И сколько же их обожглось на нем.
Сценический родник Папазяна необычайно строг, гармоничен, полон стилем до мелочей соответствующих изображаемому образу.
Положительно в последние двадцать лет я не видел еще такого Отелло. Каждый жест, каждая поза, каждый взгляд прекрасных больших глаз артиста могли бы послужить любому художникуживописцу материалом для редких картин человеческой красоты.
А голос Папазяна... пусть он не особенно свеж и силен, но это какой-то мощный оркестр, виртуозно передающий весь пламень любви, страданий и львиного гнева такого мощного «взрослого ребенка» как Отелло.
Не раскрывается ли через посредство подобного артиста легко и убедительно величие Шекспира, показавшего нам в своем мавре не прямолинейного грубого ревнивца, а благород
нейшее сердце полное безграничной веры в луч
шие качества людей и погибшее жертвой за это доверие.
Неистовствуя над лучезарной Дездемоной при воображаемой им измене ему он этим лишь пла
тит дань не столько ревности, сколько крови его стихийной мавританской расы.
А главное, якобы с падением Дездемоны для него рушится вера в целый мир, и он добровольно сам уходит из этого мира... Отелло не рев
нив, а доверчив», сказал Пушкин, «Но умереть ей должно, иначе и других она обманет в этом мире», сказал Шекспир.
В таком точном согласии с упомянутыми авторитетами и исполняет Папазян Отелло.
Затем, Папазян — Кин. Играть эту блестящую мелодраму, конечно, нужно. Но в роли Кина IIапазяну — скажу к негодованию педантов— несколько вредит его виртуозность игры.
Отлично владея актерской техникой, артист иногда настолько увлекается ею, что забывает о содержании роли. Он весь уходит во внешность ее. Ежеминутно принимает эффектные позы, бро
сает в публику стремительным каскадом не только фразы, но и тщательно обточенные отдельные слова.
И в результате не живое лицо изображаемого, а изумительно блестящий артист, как бы по заказу, в какую угодно мунуту могущий иллюстри
ровать данную роль; тогда как, например, в Шекспире глубина содержания невольно по
давляла эту виртуозность и в полной гармонии сливала ее с собой.
Из отрывка «Гамлета», включаемого Папазяном в «Кина», можно заключить, что и эта роль, вероятно, в его средствах.
И тем не менее, Папазяну приходится играть классиков в ... Карачаевских клубах, а в верхнем курзале Кисловодска, в правильно устроенном, великолепном театре до сих пор культивируются жанры, по какой то давно устаревшей традиции именуемые «летними».
Н. РОССОВ
Кисловодск.