Замокъ на Двинѣ.
Рис. Р. Френца.

кризисъ въ искусствѣ.

Нынѣшній годъ, какъ и предыдущіе, былъ заполненъ разговорами о кризисѣ въ нашемъ искусствѣ. Много споровъ, много выставокъ и вотъ, когда сейчасъ оглядываешься на минувшее, не мо
жешь отдѣлиться отъ чувства пустоты. Да, точно: было ли что-нибудь въ этомъ сезонѣ? Не запечатлѣлось въ памяти ничего. А въ прошлые годы? Та же анемичность во всемъ, преобладаніе гра
фики, стилизація, эскизы декорацій, уклоненіе отъ чисто живописныхъ задачъ. И все это при несомнѣнной талантливости многихъ, при извѣстномъ совершенствѣ техники. Не подлежитъ ника
кому сомнѣнію, что дѣйствительно, мы переживаемъ кризисъ, топчемся на од
номъ и томъ же мѣстѣ. Утѣшаетъ, только, что не мы одни не двигаемся впередъ. Мучительная остановка и томленіе — это міровое явленіе. Талантливыхъ людей много, но у нихъ точно свя
заны руки и они томятся и задыхаются въ окружающихъ условіяхъ торжества пошлаго времени буржуазіи. И началось это не вчера. Этотъ ужасъ чувство
валъ еще нашъ Герценъ, говорившій, что вмѣсто скипетра у насъ сейчасъ есть аршинъ, вмѣсто Библіи — счетная книга, вмѣсто алтаря — прилавокъ. Искусство, которое по преимуществу изящная соразмѣрность, не можетъ выно
сить аршина; самодовольная въ своей ограниченной посредственности жизнь запятнана въ его глазахъ самымъ страш
нымъ пятномъ въ мірѣ — вульгарностью... Искусство имѣетъ свой предѣлъ — писалъ Герценъ. — Есть камень преткно
венія, который рѣшительно не беретъ ни смычокъ, ни кисть, ни рѣзецъ; искусство, чтобы скрыть свою нѣмоту, издѣ
вается надъ ними, дѣлаетъ каррикатуры. Этотъ камень преткновенія - мѣщанство... Художникъ, который превосходно набрасываетъ человѣка совершенно голаго, покрытаго лохмотья
ми, или до того совершенно одѣтаго, что ничего не видать, кромѣ желѣза или монашеской рясы, останавливается въ отчаяніи передъ мѣщаниномъ во фра
кѣ . Этотъ мѣщанинъ во фракѣ на все, на всю жизнь наложилъ свою торго
вую марку, онъ создалъ грамофонъ, олеографію, цвѣтную фотографію, а въ литературѣ и искусствѣ тотъ реализмъ, по поводу котораго еще Гёте говорилъ, что живой мопсъ все-таки лучше, чѣмъ хорошо нарисованный мопсъ. Но мѣщанинъ съ его биржей и дѣлами не остановился и на этомъ, реализмъ замѣ
нилъ натурализмомъ. Искусство стало рабомъ мѣщанина, его биржи, ав
томобилей, платьевъ его любовницъ. Художники превратились въ копіистовъ природы и изобразителей вульгарнаго городского блеска, которымъ окру
жилъ себя купецъ. Характерно, что даже у насъ въ Россіи, гдѣ гнетъ современнаго дѣльца не такъ сильно чувствовался, гдѣ невозможенъ былъ романистъ прото
колистъ въ родѣ Зола, плоскій реализмъ, это подчиненіе художника данному міру, все же завоевалъ себѣ прочное положе
ніе. Правда, наиболѣе чуткіе люди даже изъ среды убѣжденныхъ реалистовъ въ минуты просвѣтленія протестовали про
тивъ... реализма. Никто иной, какъ Глѣбъ Успенскій писалъ, что «одна го