— Да. Очень хорошо!
Она говоритъ, что Чайковскій немного похожъ на Чехова. Они оба ужасно родные.
Нина красивая. У нея синіе, темносиніе глаза, которые спрятались въ глубоко-сидящихъ впадинахъ, пе
пельные волосы, а когда она говоритъ у нея очень мало жестовъ, но всѣ они округленные и законченные, какъ въ танцахъ.
— Подойди ко мнѣ, Нина!
Близко, близко придвинулись васильки... Синѣе стали темно-синіе глаза... Улыбается бюстъ Сократа на книжномъ шкафу... — Ахъ!..
Вскрикнула испуганно, вырвалась изъ объятій, прижалась въ уголкѣ дивана, свернулась въ комочекъ, за
крыла лицо руками, и вздрагиваютъ плечи, и дрожатъ васильки на бѣломъ воротничкѣ.
— Нина, родная... Что съ тобой?.. Опустила руки, скорбными глазами, большими, влажными посмотрѣла на меня.
— Милый, если бы ты зналъ... Если бы ты зналъ... Я слышу... Я знаю... Идетъ горе... Мой милый... Я знаю... знаю... знаю...
Опустила голову ко мнѣ на плечи... Безпомощно, какъ ребенокъ заплакала.
— Ну, успокойся... Успокойся... Ничего нѣтъ... Это просто немного подтрепались нервы... Это просто ерунда... Не думай объ этомъ!
— Постой!
Подошла къ окну, закрылась руками отъ свѣта лампы и долго смотрѣла внизъ.
Когда я обнялъ ее, она внимательно посмотрѣла на меня.
— Когда у меня такая невѣста, мнѣ ничего не страшно! Ты слышишь?
— Да... да... но все должно быть хорошо... Да!..
Когда я проводилъ Нину домой и возвращался къ себѣ, я не находилъ въ своемъ сердцѣ тревожной дрожи, но все-таки, когда захлопнулась дверца лифта и я остался на своей пло
щадкѣ, спокойная радость намѣтилась въ душѣ...
Когда я проснулся — у меня полна комната солнца. Виситъ на отдушникѣ, зацѣпилось за клавиши піанино, паутинкой облегло письмен
ный приборъ на столѣ, щекочетъ сердце...
Бросился къ піанино, сваливъ ширмы возлѣ кровати, и началъ импровизировать солнечную мелодію.
А, когда принесли кофе, я уже пѣлъ арію изъ собственной оперы «Солнце».
Горничная улыбнулась и, поставивъ кофейникъ, сказала, что сегодня у меня совсѣмъ особенный голосъ.
— Неужели, Катя, и вамъ нравится?..
— Очень даже!..
На улицахъ солнце разсыпалось золотистою пылью на магазинныхъ витринахъ, на трамвайныхъ рель
сахъ, высушило тротуары, надъ всѣмъ городомъ разбросало золотую кисею.
Дѣвушки надѣли весенніе костю
На берегу.
Рис. Н. И. Кравченко.
Она говоритъ, что Чайковскій немного похожъ на Чехова. Они оба ужасно родные.
Нина красивая. У нея синіе, темносиніе глаза, которые спрятались въ глубоко-сидящихъ впадинахъ, пе
пельные волосы, а когда она говоритъ у нея очень мало жестовъ, но всѣ они округленные и законченные, какъ въ танцахъ.
— Подойди ко мнѣ, Нина!
Близко, близко придвинулись васильки... Синѣе стали темно-синіе глаза... Улыбается бюстъ Сократа на книжномъ шкафу... — Ахъ!..
Вскрикнула испуганно, вырвалась изъ объятій, прижалась въ уголкѣ дивана, свернулась въ комочекъ, за
крыла лицо руками, и вздрагиваютъ плечи, и дрожатъ васильки на бѣломъ воротничкѣ.
— Нина, родная... Что съ тобой?.. Опустила руки, скорбными глазами, большими, влажными посмотрѣла на меня.
— Милый, если бы ты зналъ... Если бы ты зналъ... Я слышу... Я знаю... Идетъ горе... Мой милый... Я знаю... знаю... знаю...
Опустила голову ко мнѣ на плечи... Безпомощно, какъ ребенокъ заплакала.
— Ну, успокойся... Успокойся... Ничего нѣтъ... Это просто немного подтрепались нервы... Это просто ерунда... Не думай объ этомъ!
— Постой!
Подошла къ окну, закрылась руками отъ свѣта лампы и долго смотрѣла внизъ.
Когда я обнялъ ее, она внимательно посмотрѣла на меня.
— Когда у меня такая невѣста, мнѣ ничего не страшно! Ты слышишь?
— Да... да... но все должно быть хорошо... Да!..
Когда я проводилъ Нину домой и возвращался къ себѣ, я не находилъ въ своемъ сердцѣ тревожной дрожи, но все-таки, когда захлопнулась дверца лифта и я остался на своей пло
щадкѣ, спокойная радость намѣтилась въ душѣ...
Когда я проснулся — у меня полна комната солнца. Виситъ на отдушникѣ, зацѣпилось за клавиши піанино, паутинкой облегло письмен
ный приборъ на столѣ, щекочетъ сердце...
Бросился къ піанино, сваливъ ширмы возлѣ кровати, и началъ импровизировать солнечную мелодію.
А, когда принесли кофе, я уже пѣлъ арію изъ собственной оперы «Солнце».
Горничная улыбнулась и, поставивъ кофейникъ, сказала, что сегодня у меня совсѣмъ особенный голосъ.
— Неужели, Катя, и вамъ нравится?..
— Очень даже!..
На улицахъ солнце разсыпалось золотистою пылью на магазинныхъ витринахъ, на трамвайныхъ рель
сахъ, высушило тротуары, надъ всѣмъ городомъ разбросало золотую кисею.
Дѣвушки надѣли весенніе костю
На берегу.
Рис. Н. И. Кравченко.