Финальная сцена
ний эти сцены материала не дают. До сатиры на «небо» и на тех, кто в это «небо» верит, эти сцены не поднялись. Водевиль с переодеванием в «божеский костюм» остался чисто внешней шуткой, никого не задевающей и ни над кем не смеющейся.
Два других акта имеют дело с людьми. В первом из них буржуазный «тре
угольник» должен — по мысли театра— предстать резко отталкивающим эпизо
дом, некиим «разоблачением» буржуаз
ной любви. Так как этот акт у Газенклевера написан по всем законам пси
хологической драмы, а театр его читал,
как комедию, то получилась явная «неувязка»:— слова говорили об одном, а интонации и мизансцены о другом. Там, где Газенклевер ужа
сается пошлости, театр хотел над нею издеваться, и текст, то и дело, мстил за себя фальшивым звучанием.
В дальнейшем театру необходимо было преодолеть пессимизм Газенклевера и показать, что в ра
бочем быту, где «браки совершаются на земле», дело обстоит иначе: — здесь живут по-товарищески и никакого, мол, треугольника нет. Дока
зать это должна была переделка Шершеневича, но последний так сложно, путанно и искусственно разрешил эту свою задачу, что она потеряла в ло
гичности, а, следовательно, и в убедительности. Внешне все получается как будто благополучно: — «бог» посрамлен, аэроплан, на котором он прилетел на землю взрывается, но показано это примитивно, наивно и отнюдь не искусно.
На спектакль этот Театр сатиры положил огромный труд, проявив большую изобретательность в постановке. Но труд этот был, к сожале
нию, заранее обречен на неудачу. Тем «зайцем», без которого, по старой поговорке, нельзя приго
товить «рагу из зайца», пьеса Газенклевера не оказалась. Помочь беде не могли ни режиссура, ни переделки, ни изобретательный художник, ни талантливые актеры, которым можно только сочувствовать в этой постигшей их общей неудаче.
Последний спектакль свидетельствует о серьезном росте мастерства театра. Тем более ему нужно поднять качество своего репертуара, отнюдь не прибегая к экспериментам, подобным «Браку».
И. КРУТИ
Первую свою драму — «Сын» — Вальтер Газенклевер написал в 1913 году, решительно заявив тогда, что «цель этой вещи -— пересо
здать мир». Но «бунт» экспрессионизма, вождем которого являлся Газенклевер, был всегда беспочвенным, его «пути» оказывались всегда неопре
деленны, а его «мечты»— насквозь идеалистичны и никогда не устремлялись в сторону классовой
борьбы. Именно поэтому экспрессионистский «бунтвскоре выдохся.
Последняя пьеса Газенклевера — «Браки со вершаются на небесах» — имеет ввиду ирониче
ское изображение современного брака. «Так, мол, было, так будет». Проходят войны, революции, социальные сдвиги, а человек — все тот же, все
так же люди хотят верить,что «браки совершаются на небесах», а на небе — тот же, что и на земле, брачный «треугольник» — муж, жена и любовник, а на земле в этом «треугольнике» неизменно разыгрываются маленькие, смешные и нелепые трагедии, во время которых гибнет то один из любов
ников, то другой, а то и все вместе. «Уходите, не мешайте нам жить, мучиться и бороться на нашей земле. Не надо нам ни вашей помощи, ни жалости,
ни вашей силы, ни бессилия. Идите и не мешайте мне оплакивать моих мертвых» — так, обращением
к «богу», заканчивается у Газенклевера (в одном из вариантов) пьеса. «Оплакивать мертвых» — одинаково буржуазию и рабочих — как мухи в паутине вязнущих и гибнущих в «роковом треугольнике»— вот вся «философия» пьесы Газен
клевера. За сатиру, а тем более антирелигиозную это принять вряд ли возможно.
Московский театр сатиры задумал, однако, — глазами Шершеневича — прочесть пьесу именно как антирелигиозную комедию. Но из этого ничего не вышло. Спектакль оставляет
чувство досадного недоумения, несмотря на все старания театра переключить пессимистическую иро
нию Газенклевера на лад высокой сатиры.
Из четырех действий пьесы —- два происходят на небе, два — на земле. В двух из них театр пытался сатирически изобразить не
бесную тройку — «бога», «святую Магдалину» и «святого Петра» — но сумел показать их только, как фарсовых героев. «Небожители
предстали здесь, как добродушные
маски старого водевиля. Они порою смешны, ничтожны и глупы, но это, как кто-то уже верно отме
тил, скорее пародия на «царей земных», чем на «царей небесных». Для антирелигиозных размышле
☛
ний эти сцены материала не дают. До сатиры на «небо» и на тех, кто в это «небо» верит, эти сцены не поднялись. Водевиль с переодеванием в «божеский костюм» остался чисто внешней шуткой, никого не задевающей и ни над кем не смеющейся.
Два других акта имеют дело с людьми. В первом из них буржуазный «тре
угольник» должен — по мысли театра— предстать резко отталкивающим эпизо
дом, некиим «разоблачением» буржуаз
ной любви. Так как этот акт у Газенклевера написан по всем законам пси
хологической драмы, а театр его читал,
как комедию, то получилась явная «неувязка»:— слова говорили об одном, а интонации и мизансцены о другом. Там, где Газенклевер ужа
сается пошлости, театр хотел над нею издеваться, и текст, то и дело, мстил за себя фальшивым звучанием.
В дальнейшем театру необходимо было преодолеть пессимизм Газенклевера и показать, что в ра
бочем быту, где «браки совершаются на земле», дело обстоит иначе: — здесь живут по-товарищески и никакого, мол, треугольника нет. Дока
зать это должна была переделка Шершеневича, но последний так сложно, путанно и искусственно разрешил эту свою задачу, что она потеряла в ло
гичности, а, следовательно, и в убедительности. Внешне все получается как будто благополучно: — «бог» посрамлен, аэроплан, на котором он прилетел на землю взрывается, но показано это примитивно, наивно и отнюдь не искусно.
На спектакль этот Театр сатиры положил огромный труд, проявив большую изобретательность в постановке. Но труд этот был, к сожале
нию, заранее обречен на неудачу. Тем «зайцем», без которого, по старой поговорке, нельзя приго
товить «рагу из зайца», пьеса Газенклевера не оказалась. Помочь беде не могли ни режиссура, ни переделки, ни изобретательный художник, ни талантливые актеры, которым можно только сочувствовать в этой постигшей их общей неудаче.
Последний спектакль свидетельствует о серьезном росте мастерства театра. Тем более ему нужно поднять качество своего репертуара, отнюдь не прибегая к экспериментам, подобным «Браку».
И. КРУТИ
Первую свою драму — «Сын» — Вальтер Газенклевер написал в 1913 году, решительно заявив тогда, что «цель этой вещи -— пересо
здать мир». Но «бунт» экспрессионизма, вождем которого являлся Газенклевер, был всегда беспочвенным, его «пути» оказывались всегда неопре
деленны, а его «мечты»— насквозь идеалистичны и никогда не устремлялись в сторону классовой
борьбы. Именно поэтому экспрессионистский «бунтвскоре выдохся.
Последняя пьеса Газенклевера — «Браки со вершаются на небесах» — имеет ввиду ирониче
ское изображение современного брака. «Так, мол, было, так будет». Проходят войны, революции, социальные сдвиги, а человек — все тот же, все
так же люди хотят верить,что «браки совершаются на небесах», а на небе — тот же, что и на земле, брачный «треугольник» — муж, жена и любовник, а на земле в этом «треугольнике» неизменно разыгрываются маленькие, смешные и нелепые трагедии, во время которых гибнет то один из любов
ников, то другой, а то и все вместе. «Уходите, не мешайте нам жить, мучиться и бороться на нашей земле. Не надо нам ни вашей помощи, ни жалости,
ни вашей силы, ни бессилия. Идите и не мешайте мне оплакивать моих мертвых» — так, обращением
к «богу», заканчивается у Газенклевера (в одном из вариантов) пьеса. «Оплакивать мертвых» — одинаково буржуазию и рабочих — как мухи в паутине вязнущих и гибнущих в «роковом треугольнике»— вот вся «философия» пьесы Газен
клевера. За сатиру, а тем более антирелигиозную это принять вряд ли возможно.
Московский театр сатиры задумал, однако, — глазами Шершеневича — прочесть пьесу именно как антирелигиозную комедию. Но из этого ничего не вышло. Спектакль оставляет
чувство досадного недоумения, несмотря на все старания театра переключить пессимистическую иро
нию Газенклевера на лад высокой сатиры.
Из четырех действий пьесы —- два происходят на небе, два — на земле. В двух из них театр пытался сатирически изобразить не
бесную тройку — «бога», «святую Магдалину» и «святого Петра» — но сумел показать их только, как фарсовых героев. «Небожители
предстали здесь, как добродушные
маски старого водевиля. Они порою смешны, ничтожны и глупы, но это, как кто-то уже верно отме
тил, скорее пародия на «царей земных», чем на «царей небесных». Для антирелигиозных размышле
☛