Этот палец не наш, а Б. Глубоковского, который при его помощи вывел слова, что „театр не только политическая трибуна, театр — это трибуна культуры“.
Мы думаєм, что в настоящий исторический момент государственный театр должен быть по преимуществу политичес
кой трибуной. Мнение иного рода мы считаем ориентацией на аполитизм.
*
* *
„Новая Рампа“ считает „формальную революцию“ на театре за „эстетизм на изнанку“ и не считает „путным“ заниматься „перекраиванием сценической площадки“.
Тут „Новая Рампа“ допускает безграмотность в терминологии. „Форма“ не ограничивается одной площадкой. В нее входит множество элементов, вероятно, хорошо известных „Новой Рампе“, в том числе стиль, ритм и т. д. Поэтому наше сочувствие формальной революции не озна
чает стремления во что бы то ни стало еще раз „перекроить площадку“.
Второе — и главное — мы за формальную революцию, обусловленную революцией идеологической, новым сознанием и чувствованием жизни. А при таком подходе до „эстетизма на изнанку“ огромное расстояние.
***
Итак, „Новая Рампа“, видно, отрицается „вечного“ классицизма и аполитизма. Тем лучше. Запомним это.
„Новая Рампа“ подтверждает, что она против „формальной революции“ и идео
логической режиссуры. Тем хуже. Но положение выяснено.
Да. Еще. Призыв разговаривать о Малом театре „доброго старого времени“ на предстоящем 100-летнем юбилее, а не теперь приветствуем, если Малый театр поста
рается свое сходство с самим собою, каким он был 100 лет назад, возможно больше смягчить.

МАРКСИСТЫ

ОБ ИСКУССТВЕ

ПЛЕХАНОВ ОБ ИСКУССТВЕ.

3. ИЗ ПРОШЛОГО И ГРЯДУЩЕГО.

Франция XVIII века.

Блестящее подтверждение
взгляды Плеханова получают на примерах из истории французской литературы и живописи XVIII в.
Время прочной власти аристократии. Эпоха „Короля-солнца“ Людовика XIV. На театре и в литературе — ложноклассическая трагедия. В ней господ
ствует le sublime (возвышенность) и lа dignité (величне) — Корнель, Расин.
Рост оппозиционной буржуазии. Детство „третьего сословия“. Класическую траге
дию сменяет „слезливая комедия“, она же буржуазная драма. Ее герой — человек среднего состояния. В ней совре
менники всего более ценят нравственную проповедь. Добродетель мещанина противопоставляется пороку аристократа. Таковы Дидро, Мерсье.
Оппозиционное настроение переходит в революционное. Буржуазная драма не вну
шала героизма. Не развивала гражданских добродетелей. По этой при
чине возрождается снова античная трагедия, но насыщенная революционной идеологией (Сорен, Лемверр).
К XIX в. буржуазия победила. Снова возрождается драма (Дюма-сын и многие другие). То же в живописи.
При Людовике XIV Ле-Брэн то же в этом искусстве, что Корнель в трагедии; у него король-солнце—античный герой.
Величественный век Людовика XIV сменился утонченным, чувственным, изящным веком Людовика XV. Буше сменил Ле- Брэна. У Буше герой — мужчина-амур, героиня — женщина-кокотка.
Крепнет „третье сословие“. Буше сменяется Грезом; это то же в живописи, что Дидро в драме.
Буржуазия с оппозиционной линии переходит на революционную. Давид выражает ее новые героические устремления. Искусство для искус

ства

возникает тогда, когда „существует разлад между художниками и окружающей их общественной средой“.
Прекрасный пример—Пушкин.
Когда Николай Ттребовал от него быть певцом существовавшего тогда порядка вещей, поэт сказал:
„Подите прочь! Какое дело Поэту мирному до вас .