вершается теперь. Для нЫнѢшней литературы не хватитъ ни книгъ, ни журналовъ, ни газетъ, такъ какъ современные писатели, не умѣя разобратЬся въ богатомъ на самомъ дѣлѣ матерЬялѢ хотя бы и мелочей нашего бѣднаго времени, въ лучшемъ случаѣ копируютъ его, въ худшемъ — придаютъ своимъ темамъ міровое значенье.
За исключеніемъ немногихъ современныхъ художниковъ слова (качественно и количественно все-жъ таки преобладаютъ поэты) — всѣ безъ лица, всѣ сливаются въ однородную, безразличную массу, а то, что берутъ они содержаніемъ для своего «искусства», имѣетъ преходящій смыслъ и несетъ на себѣ обыденностЬ (общностЬ) выраженія. Совер
шенно ясно, отчего по прочтеніи даже немногихъ страницъ, все
существо наполняется тягостной тоской, — прошелъ рядъ безликихъ лицъ, пестро одѢтыхъ или экзотически обнаженныхъ, не прекрасныхъ, но лишЬ чувственныхъ тѣлъ, неосязаемыхъ вещей, а въ нихъ откро
венно обнажилосЬ безличіе и самого писателя, неумѣло прикрываемое тѣми словами, въ которыхъ, обращаясь къ нашему литературному прошлому, мы привыкли, однако, видѢтЬ смыслъ высокій и важный. Будто мелЬкнулъ одинъ изъ тѣхъ дней, какими безразлично и тягостно
проходитъ наша жизнЬ. ТолЬко легковѢрный читатель почтетъ эту пестроту за искусство, и слѣдуетъ добавить здѢсЬ, толЬко дурная литература такъ быстро, какъ нынѢ, вслѣдъ за своимъ появленіемъ начинаетъ воспроизводиться въ самой жизни, иначе говоря, скоро не станетъ въ Россіи ни одного угла, куда бы еще не просочился ядъ ея обманныхъ образовъ и гдѣ еще не прикрываютъ ими люди свои маленькія чувства.
Въ книгѣ все, какъ въ жизни, — вотъ ненадлежащій смыслъ литературы. Въ жизни, все какъ въ литературѣ, — вотъ истинное осужденіе искусству.
За исключеніемъ немногихъ современныхъ художниковъ слова (качественно и количественно все-жъ таки преобладаютъ поэты) — всѣ безъ лица, всѣ сливаются въ однородную, безразличную массу, а то, что берутъ они содержаніемъ для своего «искусства», имѣетъ преходящій смыслъ и несетъ на себѣ обыденностЬ (общностЬ) выраженія. Совер
шенно ясно, отчего по прочтеніи даже немногихъ страницъ, все
существо наполняется тягостной тоской, — прошелъ рядъ безликихъ лицъ, пестро одѢтыхъ или экзотически обнаженныхъ, не прекрасныхъ, но лишЬ чувственныхъ тѣлъ, неосязаемыхъ вещей, а въ нихъ откро
венно обнажилосЬ безличіе и самого писателя, неумѣло прикрываемое тѣми словами, въ которыхъ, обращаясь къ нашему литературному прошлому, мы привыкли, однако, видѢтЬ смыслъ высокій и важный. Будто мелЬкнулъ одинъ изъ тѣхъ дней, какими безразлично и тягостно
проходитъ наша жизнЬ. ТолЬко легковѢрный читатель почтетъ эту пестроту за искусство, и слѣдуетъ добавить здѢсЬ, толЬко дурная литература такъ быстро, какъ нынѢ, вслѣдъ за своимъ появленіемъ начинаетъ воспроизводиться въ самой жизни, иначе говоря, скоро не станетъ въ Россіи ни одного угла, куда бы еще не просочился ядъ ея обманныхъ образовъ и гдѣ еще не прикрываютъ ими люди свои маленькія чувства.
Въ книгѣ все, какъ въ жизни, — вотъ ненадлежащій смыслъ литературы. Въ жизни, все какъ въ литературѣ, — вотъ истинное осужденіе искусству.