Как сегодня — в Испании
Обязанностью особого класса гладиаторов, называемых бестиариями, зверобойцами, было сворачивать головы не своим товарищам, а диким зверям (или себе). Одетые обычно только в тунику, без шлема и лат, они вооружались одним копьем, или мечом. Остальным вооружением были их хладнокровие и ловкость. По сравнению с борьбой гладиаторов «охота» бестиариев должна была казаться легкой забавой, игрой, какой кажутся сегодня испанцам кровавые, безобразные своей жестокостью бои быков.
Бестиарии боролись с самыми разнообразными зверьми: чтобы убить медведя нужно было уметь ловко ударить его кулаком по лбу, победить льва удавалось накинув на глаза ему мантилью, в борьбе с быком употреблялись, как сегодня в Испании, красные дразнящие плащи и пики. И, как сегодня в Испании, часто побеждал бык, а не бестиарий, и окровавленные кишки гладиатора, наматываясь
Представление начинается. Полные давно-срепетованного достоинства гладиаторы подходят к ложе того, кто устраивает празднество:
«Цезарь! Обреченные на смерть приветствуют тебя».
Скрещиваются и опускаются мечи в честь повелителя, «обреченные» высказывают хорошо заученными движениями любовь к нему, перед тем, как уйти в свою ложу, из которой многие из них выйдут сегодня в последний раз.
Представление начинается примерным сражением: чемпионы сражаются притупленными ме
чами — это — последний тренаж, для того, чтобы разгорячиться, подготовиться к смертному бою.
Вдруг раздается траурный вой труб: сигнал к началу настоящей борьбы. Гладиаторы полу
голые, «защищенные» только нательной сеткой и вооруженные трезубцем и коротким кинжалом, перемешиваются с другими — одетыми с ног до головы в кажущиеся непроницаемыми панцыри. Борятся парами, группами, иногда целыми ротами. Стараются убить своих товарищей, с кото
рыми проведены годы страшной учебы - заклю
чения. И, чтобы ни у одного из этих обреченных не проснулось чувство сострадания к его «врагу», позади борющихся ходят надсмотрщики и подгоняют их бичами и раскаленным железом.
«Бей его, растерзай его», кричат эти страшные ассистенты, играющие роль темперамента бойцов.
Счастье изменчиво: иногда партнер падает пораженный насмерть — большая удача для гла
диатора, иногда — дикая дуэль продолжается часами и изнеможденные ранами, истекающие кровью равносильные противники по знаку раз
гневанного Цезаря покидают арену, чаще же всего один из гладиаторов падает раненый, и его товарищ смотрит вопрошающе на ложу императора — большой палец повелителя опущен вниз — значит — нет спасения побежденному, значит — по
бедивший должен добить его. Теперь на арену выходят служителя. Они вонзают в тело побе
жденного крючки и волокут его на веревках по песку за кулисы. Но это зрелище уже не удо
стаивается внимания толпы, направившей весь свой восторг в сторону новой борющейся группы — гладиаторов конных. И так час за часом, иногда — день за днем — двадцать, тридцать, пятьдесят пар. Чем больше убитых, тем удачней считается праздник, тем больше слава цезарю. Ave caesar! Кто же посмеет критиковать твои действия после такого пира неудержных страстей.
на рога животного, долго веселили зрителей. Иногда из арены устраивался целый зверинец — выпускали одновременно львов, медведей, носо
рогов, гиппопотамов, слонов. Животных калили белым железом, протыкали их пиками, приводили
их в ярость, заставляли кидаться друг на друга. Когда же утомленные борьбой, оставшиеся в жи
вых львы, слоны и медведи испуганно сбивались в мирное кольцо посреди арены, выходили бести
арии и добивали их. Но чаще звери разных пород объединялись одним чувством ненависти к чело
веку, и к неописуемому восторгу римлян и во славу императора, рвали на мелкие куски бестиа
риев. Нерон устраивал в свою честь одновременную борьбу полутораста диких кабанов, четырехсот медведей и трехсот львов.
Но даже самые острые зрелища надоедали, переставали волновать. Народ требовал новых и новых впечатлений. Римские императоры превращались в изобретательных режиссеров, объ
являли своим придворным конкурсы на новый, небывалый вид спектаклей. Император Септимий Север поразил своих зрителей кровавой пантомимой: из-под земли вышел актер-певец с арфой,
изображавший Орфея, возвращавшегося из ада. За Орфеем, очарованные музыкой, шли кусты, деревья, мирные животные. Вся эта идилличе
ская картина кончилась неожиданной бойней:
по трапам были выпущены львы, превратившие в течение нескольких минут и Орфея, и рабов, изображавших кусты, и цветы, в кровавые куски мяса. Редко народ так восхвалял своего повелителя, как в этот день.
Как сегодня — Труцци
Иногда в римском цирке показывали и мирные номера дрессировки: дикие быки изображали
кучеров, сидя на задних ногах в колесницах, запряженных лошадьми, львы брали за загривок овец и уносили их невредимыми в стойла, слоны на
чинали танцевать при звуке цимбал, становились
на колени по знаку дрессировщика, писали на песке хоботом имя императора. Наши укротители вряд ли могут придумать новые, не показанные уже на аренах древнего цирка номера. Римляне же изобрели и трюк, так блестяще показанный Труцци в прошлом сезоне в I Московском Госцирке: проведенный в цирк водопровод превра
щал арену в громадное глубокое озеро. Группы тритонов и нимф плескались в мирных волнах. Вдруг появлялся Нептун со своей свитой (гладиа
торы, одетые в костюмы мифологических богов), воду спускали под арену и начиналась обычная кровавая резня, продолжавшаяся до наступления темноты, когда снова наполняли арену водой. В большом озере отражались сотни факелов, в лодках плавали музыканты и певцы, с вершин цирковых мачт на зрителей падали цветы и брызги
душистого дождя — благовонных масел. Зрителям казалось, что они перенесены в какую-то неземную страну волей божественного императора, которому в этот день и во многие последующие прощались все сделанные им несправедливости. Император «кормил свой народ», император предлагал ему
каждый день новые зрелища. Что нужно было еще Риму? Он нежился в бездельи, сжигал в цирке свои страсти, он «разлагался» — выражаясь язы
ком вчерашних газет, он не замечал грозовых тучь — войск варваров, все придвигавших к нему границы когда-то великой империи. Незаметно умирая, Рим восклицал, как гладиаторы: «Обреченные на смерть тебя приветствуют, цезарь».
Обязанностью особого класса гладиаторов, называемых бестиариями, зверобойцами, было сворачивать головы не своим товарищам, а диким зверям (или себе). Одетые обычно только в тунику, без шлема и лат, они вооружались одним копьем, или мечом. Остальным вооружением были их хладнокровие и ловкость. По сравнению с борьбой гладиаторов «охота» бестиариев должна была казаться легкой забавой, игрой, какой кажутся сегодня испанцам кровавые, безобразные своей жестокостью бои быков.
Бестиарии боролись с самыми разнообразными зверьми: чтобы убить медведя нужно было уметь ловко ударить его кулаком по лбу, победить льва удавалось накинув на глаза ему мантилью, в борьбе с быком употреблялись, как сегодня в Испании, красные дразнящие плащи и пики. И, как сегодня в Испании, часто побеждал бык, а не бестиарий, и окровавленные кишки гладиатора, наматываясь
Представление начинается. Полные давно-срепетованного достоинства гладиаторы подходят к ложе того, кто устраивает празднество:
«Цезарь! Обреченные на смерть приветствуют тебя».
Скрещиваются и опускаются мечи в честь повелителя, «обреченные» высказывают хорошо заученными движениями любовь к нему, перед тем, как уйти в свою ложу, из которой многие из них выйдут сегодня в последний раз.
Представление начинается примерным сражением: чемпионы сражаются притупленными ме
чами — это — последний тренаж, для того, чтобы разгорячиться, подготовиться к смертному бою.
Вдруг раздается траурный вой труб: сигнал к началу настоящей борьбы. Гладиаторы полу
голые, «защищенные» только нательной сеткой и вооруженные трезубцем и коротким кинжалом, перемешиваются с другими — одетыми с ног до головы в кажущиеся непроницаемыми панцыри. Борятся парами, группами, иногда целыми ротами. Стараются убить своих товарищей, с кото
рыми проведены годы страшной учебы - заклю
чения. И, чтобы ни у одного из этих обреченных не проснулось чувство сострадания к его «врагу», позади борющихся ходят надсмотрщики и подгоняют их бичами и раскаленным железом.
«Бей его, растерзай его», кричат эти страшные ассистенты, играющие роль темперамента бойцов.
Счастье изменчиво: иногда партнер падает пораженный насмерть — большая удача для гла
диатора, иногда — дикая дуэль продолжается часами и изнеможденные ранами, истекающие кровью равносильные противники по знаку раз
гневанного Цезаря покидают арену, чаще же всего один из гладиаторов падает раненый, и его товарищ смотрит вопрошающе на ложу императора — большой палец повелителя опущен вниз — значит — нет спасения побежденному, значит — по
бедивший должен добить его. Теперь на арену выходят служителя. Они вонзают в тело побе
жденного крючки и волокут его на веревках по песку за кулисы. Но это зрелище уже не удо
стаивается внимания толпы, направившей весь свой восторг в сторону новой борющейся группы — гладиаторов конных. И так час за часом, иногда — день за днем — двадцать, тридцать, пятьдесят пар. Чем больше убитых, тем удачней считается праздник, тем больше слава цезарю. Ave caesar! Кто же посмеет критиковать твои действия после такого пира неудержных страстей.
на рога животного, долго веселили зрителей. Иногда из арены устраивался целый зверинец — выпускали одновременно львов, медведей, носо
рогов, гиппопотамов, слонов. Животных калили белым железом, протыкали их пиками, приводили
их в ярость, заставляли кидаться друг на друга. Когда же утомленные борьбой, оставшиеся в жи
вых львы, слоны и медведи испуганно сбивались в мирное кольцо посреди арены, выходили бести
арии и добивали их. Но чаще звери разных пород объединялись одним чувством ненависти к чело
веку, и к неописуемому восторгу римлян и во славу императора, рвали на мелкие куски бестиа
риев. Нерон устраивал в свою честь одновременную борьбу полутораста диких кабанов, четырехсот медведей и трехсот львов.
Но даже самые острые зрелища надоедали, переставали волновать. Народ требовал новых и новых впечатлений. Римские императоры превращались в изобретательных режиссеров, объ
являли своим придворным конкурсы на новый, небывалый вид спектаклей. Император Септимий Север поразил своих зрителей кровавой пантомимой: из-под земли вышел актер-певец с арфой,
изображавший Орфея, возвращавшегося из ада. За Орфеем, очарованные музыкой, шли кусты, деревья, мирные животные. Вся эта идилличе
ская картина кончилась неожиданной бойней:
по трапам были выпущены львы, превратившие в течение нескольких минут и Орфея, и рабов, изображавших кусты, и цветы, в кровавые куски мяса. Редко народ так восхвалял своего повелителя, как в этот день.
Как сегодня — Труцци
Иногда в римском цирке показывали и мирные номера дрессировки: дикие быки изображали
кучеров, сидя на задних ногах в колесницах, запряженных лошадьми, львы брали за загривок овец и уносили их невредимыми в стойла, слоны на
чинали танцевать при звуке цимбал, становились
на колени по знаку дрессировщика, писали на песке хоботом имя императора. Наши укротители вряд ли могут придумать новые, не показанные уже на аренах древнего цирка номера. Римляне же изобрели и трюк, так блестяще показанный Труцци в прошлом сезоне в I Московском Госцирке: проведенный в цирк водопровод превра
щал арену в громадное глубокое озеро. Группы тритонов и нимф плескались в мирных волнах. Вдруг появлялся Нептун со своей свитой (гладиа
торы, одетые в костюмы мифологических богов), воду спускали под арену и начиналась обычная кровавая резня, продолжавшаяся до наступления темноты, когда снова наполняли арену водой. В большом озере отражались сотни факелов, в лодках плавали музыканты и певцы, с вершин цирковых мачт на зрителей падали цветы и брызги
душистого дождя — благовонных масел. Зрителям казалось, что они перенесены в какую-то неземную страну волей божественного императора, которому в этот день и во многие последующие прощались все сделанные им несправедливости. Император «кормил свой народ», император предлагал ему
каждый день новые зрелища. Что нужно было еще Риму? Он нежился в бездельи, сжигал в цирке свои страсти, он «разлагался» — выражаясь язы
ком вчерашних газет, он не замечал грозовых тучь — войск варваров, все придвигавших к нему границы когда-то великой империи. Незаметно умирая, Рим восклицал, как гладиаторы: «Обреченные на смерть тебя приветствуют, цезарь».