ЗАБЫТАЯ УСАДЬБА

В
других барских усадьбах давным-давно забыли и старых господ, и былые обычаи,— там новые люди свежим зерном засевают поля.
А в этой усадьбе все по старому. Все, как было. Как будто ветры революции не коснулись древнего вишневого сада. Как будто годы прошли мимо дворянского гнезда, не
заглянув ни в барский двор, ни в старый господский замок.
Тот же управляющий. Тот же дворецкий. Те же важные, похожие на сенаторов, швейцары.
В самом замке тоже ничего пока не изменилось. Как и прежде, уныло тикают о ромные стенные часы, заведенные по старому времени. Пылью покрытый календарь, приобретен
ный в далекие дореволюционные годы, с особой нарочитостью демонстрирует оторванность обитателей уединенного замка
от настоящих дней. На окнах — тяжелые шторы и наглухо закрытые форточки: чтобы не проникали в комнаты ни струн свежего воздуха, ни лучи нового солнца.
На стенах — желтые от старости портреты предков и коронованных особ.
Забытая барская усадьба. И люди здесь какие-то странные, чужие. Каждый из них в прошлом имел большой чин и почетное звание.
Начнем со служащих усадьбы. Управляет делами бывший камер-юнкер двора его величества. Его помощник — бывший управляющий делами одного из царских министров.
Заглянем в канцелярию. Там очень много музейных редкостей. Вот бывший царский прокурор. Этот высокий - быв
ший архангельский губернатор. Тут же можно найти бывшего заведующего законодательной частью министерства внутренних дел.
Это еще не все. Пойдем дальше по комнатам. Обратите внимание: эти двое — бывшие бароны. А рядом с ними - быв
шая княжна. Никогда не видали живых баронов и княжен? Посмотрите. Только долго не задерживайтесь. Экспонатов еще не мало.
Кто этот? Бывший вице-директор. Справа от него — бывший действительный статский советник. А вот у окна сидит бывший камер-юнкер.
Имеются ли здесь обыкновенные люди? Без эпитета „бывший“? Нет. Таких здесь нет. Не полагается. Видите — за сто
лом сидит делопроизводитель Это не простой совработник, а бывший царский столоначальник. Тут даже самый малень
кий канцелярист, — и тот или бывший губернатор, или камерюнкер, или барон.
Обратите внимание и на следующее чрезвычайно любопытное обстоятельство: здесь очень многие похожи друг на друга, и притом обращение между собой самое простое, без всяких бюрократических замашек.
Все это объясняется очень просто. Многие из них находятся между собой в родственных отношениях.
Камер-юнкер начальствует над камер-юнкершей, своей супругой, а в библиотеке делопроизводителем - третий, не то племянник, не то двоюродный брат.
В книгохранилище работают муж и жена. В бухгалтерии— муж и жена. В музее — два брата барона. В библиотеке — князь и княгиня.
Довольно! Зарябило в глазах. Помутнело. Выйдем на свежий воздух. Перед уходом гляньте на эту даму: это — бывшая начальница Екатерининского института благородных девиц в Москве.
Вы удивлены. Почему такое скопление? Что это за учреждение?
Это — канцелярия Академии Наук. Вполне научное учреждение.
Странно?
Ничего чудесного и сверхъестественного мы в этом не усматриваем.
Вспоминаются слова Огюста Конта:
Человечество состоит из живых и мертвых. Но больше всего из мертвых ...
Не знаем, как насчет всего человечества, но по поводу Академии можно твердо сказать:
Академия состоит из живых и мертвых, но больше всего из мертвых...
Мертвые там повелевают. Покойники играют первую скрипку. Играют по старым, давно вышедшим из употребления нотам.
Среди академиков имеются светила науки, люди с мировым именем.
В Академии имеются люди, понявшие, что надо рубить каменную стену разобщенности между Академией и советской общественностью.
Есть и колеблющиеся, которые до сих пор не знают точно, где лучше сесть — вправо или влево.
Но крепка и влиятельна группа „бессмертных реакционеров. Среди них, по словам одного старого академика, „много схоластиков и никчемных ученых . Но, к сожалению, они повелевают, они влияют. И они же придают известную ок
раску всей Академии, несмотря на то, что ныне во главе Академии стоят люди, желающие прорубить окно в советскую общественность.
Наш смотр Академии мы начали с канцелярии. Состав служащих этого высокого научного учреждения весьма харак
терен для всей той обстановки, которая царит в этой забытой усадьбе. Ничего общего с внешним миром! Все взоры — в
прошлое! Укрыть под своим академическим крылышком все, что можно спасти из осколков старого режима!
Такое любовное коллекционирование благородных осколков началось с первых дней революции.
Перед нами любопытное письмо жены одного из бывших вел. князей, княгини О. Палей (1918 г.), где она сообщает своему корреспонденту о том, что „по слухам, идущим из Академии Наук, большевики хотят реквизировать мою чудную библиотеку, а также книги в. кн. Бориса Владимировича . „Академия Наук, - пишет княгиня. — предлагает прислать своих членов, дабы дать им спрятать наиболее ценные книги, а также и документы .
Нельзя не отметить при этом, что в этом деле „спасения великокняжеского имущества некоторые члены Академии со
бирались рука об руку работать с английским посольством, которое, как пишет в том же письме Палей, взяло „под протекторат библиотеку и дом 6. в. кн. Бориса.
Многие академики при упоминании об общественности, о политике делают постные лица и уверяют при этом, что все это „их не касается , что они люди не от мира сего, что им не до земных сует.
Все прошлое Академии говорит о другом. Мы помним что в „пятом году реакционные силы ответили на револю
ционный подъем масс формированием черносотенных дружин. И тогда в состав главного совета пресловутого Союза русского народа вошел один из академиков.
Совмещать эту новую должность с преподаванием в университете ему не удалось, но в Академии его никто не тре
вожил и, повидимому, остальные члены Академии находили естественным и нормальным, что имя их сочлена фигурировало в избирательных списках на ряду с именами профессиональных погромщиков.
Вполне естественно, что при наличии таких настроений Академия с особенным жаром подхватила лозунг „до по
бедного конца в войну 1914 г. и, избирая своим почетным членом не столь великого ученого, сколь великого князя Ни
колая Николаевича, лишний раз показала, что она недаром носила титул императорской Академии.
Некоторые академики утверждают, что „Академия Наук является только научным, но отнюдь не общественным и не политическим учреждением .
Почему же Академия приняла в свое лоно Николая Николаевича, Победоносцева, фон-Плеве? Какие научные труды, какой научный стаж имели эти махровые черносотенцы, чтоб попасть в Академию Наук? Из каких побуждений вы подняли руку за них — из чисто научных или политических? Почему в свое время был забаллотирован при выборах в Академию известный ученый с мировым именем Менделеев? Из научных или других каких-либо соображений?
Реакционная группа академиков, прикрываясь елейными разговорами об аполитичности, стремится отгородиться от действительности, отмахнуться от тех задач, которые настойчиво ставит сама жизнь.
Но может ли продолжаться такое положение, чтобы в советской стране в эпоху диктатуры пролетариата существо
вали особняки, отгороженные от всей жизни, от всей нашей борьбы и нашего строительства?
Затихла в стенах Академии шумиха, поднятая вокруг так называемой „неувязки (история с забаллотированном при
первых выборах трех ученых-коммунистов). А дальше что? Неужели в усадьбе останется все по старому? Поговорили да и будет?
Необходимо проветрить здание. Поднять шторы. Открыть форточки. Побольше чистого, свежего советского воздуха и поменьше баронов и камер-юнкеров!
Двенадцатый год революции. А до сих пор „не сжата полоска одна .
И „грустную думу наводит она ...
Г. Рыклин