ПАРАД




В


эту годовщину
Особенный парад, Парад небывалый, Смотр такой,
Какого еще не было... Не роты в ряд
Не флажок линейного, Не горнист с трубой,
Не сабля командующего Спиральный блеск,
Не блещущий конь,
Останавливающий на-лету, Не медных тарелок В оркестре плеск,
Не марш пионеров,
Растянувшийся на версту, - Парад удивительный В этом году,
Строительства смотр


ДЯДЯ


На полном ходу
Не площадь сегодня Маршем гремит— Сегодня туннелем
Взрывают гранит, Сегодня площадь Парада — Донбасс,
Поток демонстрации Днепрострой...
Смотр и проверка: Что у нас
Будет сделано В срок какой?
Не бой барабанный — Бой молотков,
Не рев трубы,
А турбины рев... Двенадцать лет!
А вот — ура,
Крошеньем руды Кричит Урал... Кто говорит— Парада нет?
Фонтаны нефти Бьют из недр,
Швыряет солнца Вниз и вверх
Электростанций Фейерверк!
Греми, торжественный парад, Где фабрики, как войско, в ряд... Линейным здесь—
Подъемный кран,—
Парадом командует Пятилетний план.
Зубило
— А это — рабочие, ежедневно вступающие в партию. — Хорошо, — говорит дядя, — тогда мы пойдем к тебе тройкой Астрахань, Смоленск, Ленинград. Чем покроешь?
— Самокритикой и чисткой! Благодаря самокритики и чистки, мы не только прохвостов из Астрахани, Смоленска и Ленинграда, но и из Москвы повыкидаем.
Дядя входит в азарт и снимает жилет. И сейчас без всяких объяснений слышны только отрывистые фразы.
— Продовольственные затруднения... Жрать нечего.
— Путиловский завод выпустил три тысячи пятьдесят тракторов, вместо трех тысяч.
— Плохая продукция. Гнилые товары. — Соцсоревнование. — Правый уклон.
Цемента будет выпущено 22 миллиона бочек вместо девятнадцати, кирпича будет выработано 5 миллиардов... — Растратчики, воры, жулики.
— Изобретатели, выдвиженцы, рабфаки. — Астраханщина, жрать нечего.
— Э-э, дядя, этими картами, вы уже шли.
Но дядя меня не слышит, дядя вошел в азарт, швыряет всей колодой.
— Смоленщина, гнилые товары, очереди, Беседовский, правый уклон, пьянство, прогулы. — Пятилетка, — отвечаю я.
— Пятилетка, пятилетка, пятилетка, — передразнивает меня дядя. Пока твоя пятилетка осуществится, я сдохну от голода, от тоски, от клопов.
— К сожалению, вы не сдохнете, дядя. Потому что таких, как вы, у нас еще будет и через две пятилетки. Если плуг можно выбросить и вместо него пустить трактор, то, к сожалению, такой инвентарь, как вы, и индустриализировать...
— Я не инвентарь. Я не позволю себя индустриализировать! — захрипел дядя. Я нс позволю...
Я уже был на улице. Из форточки высунулась голова дяди и кричала мне вслед: — Китайцы дорогу отобрали... За границей на нас плюют...
— До будущего года, дядя. До будущего Октября, — ответил я ему. Кстати, извести будет выпущено два миллиона пятьдесят восемь тысяч тонн вместо одного миллиона шестьсот девяносто тысяч... Алебастра... Форточка захлопнулась.
В будущем году я к нему пойду опять.
Б. Левин


Д


ядя мой похож на зебру. Он не полосатый, но вот чем-то напоминает зебру. Должно быть глазками.
Я каждый год вечером, 7-го ноября, — в день Октябрьской революции прихожу к нему в гости. В этот день на улицах особенно шумно. На тротуарах тесно и люди ходят толпами, прямо по мостовой. От этого в комнате у дяди, кажется, еще тише и спокойней. Горит лампа. Мали
новый абажур. На столе белая скатерть лежит, как снег в долине. На столе — семга, сыр, лимон, колбаса, графинчик с водкой, масло и икра, как черный жемчуг. Все это блестит, переливается. И все это очень вкусно.
— Сначала будем играть или ужинать? — спрашивает дядя.
— Конечно, ужинать, — отвечаю я.
— Тогда садись... Ничего в магазинах нет, говорит он, отправляя в рот большой розовый ломоть семги.
— Условие - игра после ужина. Придерживайтесь правил, - говорю я строго.
Но дядя во время ужина еще несколько раз прорывается с жалобами на отсутствие продуктов. Затем мы пьем чай с маковым пирогом, курим и игра начинается.
— Кто первый?
- Валяйте, вы, дядя.
— Хорошо, говорит он и скидывает пиджак. Пойдем сначала с маленькой... Пойдем с Панаити Истратти.
— Зачем же с такого ничтожного жулика начинать?
— А мы к нему еще на подкрепление пустим Беседовского. Как вам известно, это — бывший советник во француз
ском полпредстве. Захватив некую сумму, он бежал. А Панаит Истратти, как вам известно, это — писатель, кото
рого мы чествовали, кормили, поили, а он хе-хе оказался просто провокатором. Вот-с!
— Комментарии излишни, дядя. Все понятно. Вы еще можете для подкрепления прибавить к ним и Пильняка. Ваших валетов я крою перелетом через Атлантический океан «Страна Советов» и еще десятком молодых пролетарских писателей, которые во много раз талантливее и умнее Истратти и Пильняка.
А теперь мы козырнем, - говорит дядя. Иду Львом Давыдычем.
— Бью Радеком, Смилгой, Преображенским и еще сотней оппозиционеров. Кроме того, - Гавриловым, Дементьевым, Ложкиным, Ивановым...
— Тсс — тсс! А это кто такие? - тревожно перебил меня
дядя.