АКТУАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА




С


обрание, как говорится, затянулось. Ораторы, запись которых пришлось прекратить на исходе третьего десят
ка, непрерывно сменяли друг друга на эстраде. Бурные прения никак не укладывались в бюрократические рамки регламента; речи были страстны и полны взаимных горьких упреков; председательствующий обливался потом, истязал колокольчик, с трудом водворяя порядок в зале.
Вопрос, стоявший в повестке дня давно наболел, видимо, и волновал все умы.
Оратор, который был семнадцатым по счету, говорил жестикулируя и потрясая какой-то отпечатанной на машинке бумажкой.
— Вот он, этот позорный документ, этот образчик рутинерства и вековой отсталости, в которой мы погрязли! Мы
находимся в плену у традиций точно так же, как и двенадцать лет тому назад, как будто ураган революции прошел где-то
стороной, мимо нас! Мы слепо преклоняемся перед всем, что идет из Европы, точно так же, как преклонялись перед этим наши деды и прадеды в дореформенные времена! Но допу
стимо ли для советского инженерства культивировать нравы восьмидесятых годов в своей среде и в своих общественных организациях? Мы достаточно выросли и оперились, чтобы не быть попугаями - западниками и рабами европейской моды! Я считаю, что эта программа, если только она будет утверждена, ляжет на нас несмываемым позорным пятном. Товарищи! Вопросы культурной революции занимают сейчас одно из основных мест в нашей общественной системе! Проблема, которую мы призваны разрешить, есть одна из акту
альнейших проблем нового быта! Я призываю вас быть вдумчивыми и осторожными и вынести решение, только до конца и всесторонне продумав ситуацию, чтобы нам не пришлось потом краснеть перед лицом общественности. Я убежден, что это решение будет правильным, что мы сбросим с себя цепи рутины и вызовем последовать нашему примеру другие коллективы. Я кончил.
Оратор, по счету восемнадцатый, сказал:
— Предыдущее выступление, возможно, заражает своей искренностью, но носит на себе явные следы квасного па
триотизма. Мы-де, их шапками закидаем! Нет, уважаемый коллега, вековые вопросы с плеча рубить нельзя! Я тоже враг слепого подражания Европе, но есть общепринятые положения, в которые нелепо и смешно вносить элемент
самобытности! Например, дипломатический язык. Как дико было бы, если бы мы заговорили вдруг в наших нотах язы
ком рязанского середняка! Я думаю, мы должны утвердить программу без изменений, чтобы тщась быть новаторами, не попасть в положение русотепов, окрестивших автомобиль самовозом! Боясь быть попугаем-западником, предыдущий оратор впадает в другую крайность чванливого славяно
фильства! Вопрос, действительно, актуальный, товарищи! Проблема полна животрепещущего интереса! Я не ошибусь если скажу, что впервые присутствую в стенах этого помещения на таком многолюдном собрании. И никто не смор
кается и не спешит к вешалке за калошами. Видимо, все задеты за живое и взволнованы. Но горячность, товарищи, есть враг объективного анализа. Поменьше чувства и темперамента, побольше холодного, трезвого рассудка! Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие!
После него выступало еще два оратора, не внесших никакой ясности в вопрос, и призывавших только перегнать гнилую Европу. Затем слово взял себе председатель.
— Мне кажется, мы заблудились меж двух сосен! — с горечью сказал он. — Две наметившиеся здесь точки зрения
настолько противоположны, что это исключает возможность единодушного решения. Товарищи! Вопрос, который мы
вентилируем с вами на протяжении трех часов, есть вопрос широкого общественного интереса и значения. Я предлагаю
поэтому, прежде чем принять принципиальное решение, поставить его на обсуждение рабочих масс. Их голос, това
рищи, прозвучит политическим наказом и внесет необхо
димую ясность в наш спор! В крайнем случае, я думаю, необходимо увязать наше решение с фабкомом. Если возражений нет, сейчас мы объявим перерыв и выделим делегацию.
Предложение было принято, и делегация, в которую западники и славянофилы вошли на паритетных началах, направилась в фабком.
Председатель фабкома, оторвавшись от бумаг, с удивлением и беспокойством оглядел вошедших толпой инженеров.
— Разрешите наш спор! — здороваясь, сказал представитель славянофилов: — три часа бъемся, никак не можем договориться. Ваше слово будет решающим. Видите ли, послезавтра у нас товарищеский семейный вечер с танцами. Встает вопрос — как дирижировать, по-фран
цузски, или по-русски?» «Кавалеры, а гош!» или просто — «граждане, налево!?»
- Нелепо! — сказал представитель западников: — вульгаризации, пошлость! Самовоз! Мордописня!
— Виноват, не будем пререкаться. Кажется, я излагаю объективно. Дирижировать по-русски несколько непривычно и это нигде не принято. Поэтому в программе намечено дирижировать по-французски. Но мы расходимся в оценке, насколько это политически тактично и соответствует ли это принципам нового быта. Некоторые товарищи настаи
вают даже, чтобы, дирижируя впервые на русском языке, мы вызвали последовать нашему примеру инженеров дру
гих заводов. Согласитесь, вопрос серьезный. Мы будем очень благодарны, если вы разрешите наши сомнения, как представитель 22 тысяч рабочих завода.
Он кончил. Все стояли молча, выжидательно глядя на предфабкома. Покусывая трубочку, предфабкома сказал серьезно и строго:
— Вопрос, действительно, глубокий, с кандачка не решишь. Я думаю, проработаем сперва в цехах, потом перене
сем в ячейку, оттудова в райком и в областной комитет, после в ЦК, а уже окончательно на ближайшем конгрессе Коминтерна нехай решают.
— Вы шутите! — обиженно сказал западник.
— Мы не понимаем! - подтвердил славянофил.
— И я не понимаю! И я не понимаю, как могут взрослые и культурные люди, командиры советской промышленности три часа трепаться о том, чи слева направо вертеть ногами, чи справа налево! Я извиняюсь, конечно, если выразился. Но определенно говорю — наплевать! Дирижируйте хоть по-ис
пански! От имени 22 тысяч рабочих говорю — наплевать! Кройте по-испански!
Вопрос обсуждался на заводе «Красный Треугольникв Ленинграде, в наши дни индустриализации, пятилетки и социалистических соревнований...
А. ЗОРИЧ.
***