Рис. К. РОТОВА


СЛЕЗАЙ,— ПРИЕХАЛИ!


ДЕЖУРНАЯ БАЛДА С
реди обитателей земного шара всегда найдется дурак, пляшущий на похоронах, или затягивающий заупо
койную на веселой свадьбе, всегда найдется гражданин, предельно обалдевший.
На днях дежурная балда порадовала нашего полпреда в Берлине письмом следующего содержания:
„Вена 13/I 1929 г.“
Глубокоуважаемый господин посол.
Я имею честь в связи с кончиной величайшего и победоносного началь
ника, господина генералиссимуса Николая Николаевича, выразить Вам свое сердечное соболезнование.
Пользуюсь этим случаем, Ваше Высокопревосходительство, для того, чтобы пожелать как Вам, так и вы
сокочтимому советскому правительству, и всей русской нации счастливый новый год и такое же будущее.
С глубоким уважением
ИОСИФ ФРАТЛЕЛЬМЕР
Достопочтенный господин Фратлельмep мог бы с большим успехом выразить соболезнование французскому пра
вительству, которое сильно потратилось на содержание величайших начальников и генералиссимусов бывшей российской армии, не получив ничего взамен.
БОЛЬШАЯ ВОДКА С
тарый фельдшер соблюдал приличие. Являясь к больному, он брал его за руку и хмуро смотрел на часы.
— Не мешайте. Я пульс изучаю.
Но когда сам фельдшер захворал, свою руку давать врачу он отказался.
— Мы-то ведь с вами знаем, что пульса нет.
Центроспирт на людях не отрицает пульса. Он согласен, что с алкоголизмом надо бороться. Но в секретном циркуляре его № 40/311, как оказывается, значится:
«Правление центроспирта считает необходимым уве - личить сельский сбыт хлеб
ного вина минимально на
10% против первоначально установленной программы ».
В далеком Бийском округе спиртзавод № 139 в секретном циркуляре № 3563 еще уточняет предписание начальства:
«Просим принять все зависящие меры к всемерному
увеличению сбыта хлебного вина в сельских местностях, особенно в местностях, где есть ссыпные пункты».
Старый фельдшер ясно слышит биение пульса современности. Там, где есть ссыпные пункты, нужна не изба читальня, не громкоговоритель, не культурная чайная, а большая водка.
... Он раскинул на Большой Месткомовской палатку, ожидая средств из центра.
А в это время корреспонденты в пимах бродили по улицам и, хватая колоколамцев за полы, жалобно спрашивали — Гнойники есть?
- Нарывы есть?
На другой день северные олени и аэросани умчали спасителей и спасенного.
Экспедиция торопилась. Ей в течение ближайшей недели нужно было снасти еще человек двадцать исследователей, затерявшихся в снежных просторах нашей необъятной страны.
Ф. Толстоевский
Через неделю он оброс бородкой, задолжал за шесть гроссов пива и лишился собак, которые убежали от него и рыскали по окраинам города, наводя ужас на путников.
Колоколамцам юный профессор полюбился, и они очень его жалели.
— Пропадает наш Старохамский без средствиев, — говорили они дома за чаем, — а какое же бурение без средствиев!
По вечерам избранное общество собиралось в «Голосе Минувшего» и разглядывало погибающего путешественника.
Профессор сидел за зеленым барьером из пивных бутылок и пронзительным голосом читал вслух московские газеты. По его маленькому лицу струились пьяные слезы.
— Вот, пожалуйста, что в газетах пишут, — бормотал он,— «Все на поиски профессора Старохамского». «Экспедиция на помощь профессору Старохамскому». Меня ищут. Ох! Найдут-ли!..
И профессор рыдал с новой силой.
— Наука! — с уважением говорили колоколамцы. — Это тебе не ларек открыть. Шутка-ли! Метеорит! Раз в тысячу лет бывает. А где его искать? Может, он в Туле лежит! А тут человек задаром гибнет!
Наконец, через месяц экспедиция напала на верный след. С утра Колоколамск переполнился северными оленями, аэросанями и корреспондентами в пимах. Под звон колоко
лов и радостные клики толпы профессор был извлечен из «Голоса Минувшего», с трудом поставлен на ноги и осмотрен экспедиционными врачами. Они нашли его прекрасно сохранившим силы.





НО-НО, — БЕЗ ХАМСТВА!


СТЫЧКА СТИХОТВОРЦЕВ С
некоторого времени советские люди, причастные к рекламному делу, разучились говорить прозой.
Папиросы и бандажи от грыжи, утюги и обувь, канцелярские принадле
жности, мебель и дамские шарики - все воспевается в стихах.
В балладах, элегиях и триолетах прославляются несравненные качества угля, подвязок, одеколона и туалетного мыла.
С недавних пор в стихотворный турнир ввязались и журналы. Как видно, пресыщенных подписчиков нельзя уже ублаготворить премией в виде коровы или красочных портретов членов редакционной коллегии.
Первым подал голос журнал «РИ».
РИсунки снаружи...
РИсунки внутРИ... Когда же, кому же
Не нравилась «РИ»?
Убогость содержания и стихотворной техники возмещается здесь графическим оформлением, которое, как видно, авторам стишка показалось гениальным.
Потом, не найдя специалиста, редакция потревожила покойного Грибоедова, не взирая на го юбилей. Но так как автор «Горе от ума» ничего не писал об иллюстрированных двухнедельниках, то его творение пришлось немножко пере
делать. Новый вариант звучал очень свежо:
КЛАССИКИ О «Р. И».
Хлестакова: В моем календаре... Фамусов: Все врут календаРИ
Я, матушка, читаю только „РИ !
Грибоедов, «Горе от ума», акт IV.
А засим по стопам обезумевших рекламистов из «РИ» кинулся почтенный, ежемесячный, семейный «Журнал для всех
Он открыл подписную кампанию программными стихами, длину и нудность которых не может искупить даже благо
родное стремление протолкнуть а массы вышеназванный ежемесячник.
ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!
Борьба, культура новая и труд, Строительства ошибки и успех, — О всем с тобой, как верный друг.
Беседует «ЖУРНАЛ ДЛЯ ВСЕХ». Работа ждет, бьют силы через край, Наш путь в огнях победных вех...
Ты хочешь знать и действовать — читай, Читай «ЖУРНАЛ ДЛЯ ВСЕХ».
Но кто же оказался победителем в страшном бою за потребителя?
Был это не «Журнал для всех» и не «РИ», которая, изнемогая, писала:
«Все читайте журчал «PИ», завтра выходит номер три!»
Победил частник.
Победил Яков Рацер, углеторговец. Он пишет стихами классически. Он пишет убедительно. В сравнении с авторами рекламы «Журнал для всех» он- Пушкин своего дела:
Мужья, спросите ваших жен, Вернейших судей и арбитров,
Чей уголь крепок, сух, прожжен, И в чьем пакете десять литров.
Учитесь. Вот, как надо писать стихи! Коммунисты, учитесь торговать. Учитесь и рекламировать.
Ибо пока — Рацер вас победил!
... Не будет ли каких-нибудь приказаний начальнику милиции Отмежуеву?
— Чем прикажете потчевать? - спросил хозяин дрожащим от волнения голосом.
Молчать!- закричал незнакомец. И тут-же потребовал полдюжины пива.
Колоколамцам, набившимся в пивную, стало ясно, что они имеют дело с личностью незаурядной. Тогда из толпы выдви
нулся представитель исполнительной власти и с беззаветной преданностью в голосе прокричал прямо по Гоголю:
Не будет-ли каких-нибудь приказаний начальнику милиции Отмежуеву?


СОБАЧИЙ ПОЕЗД




О


бычно к двенадцати часам дня колоколамцы и прелестные колоколамки выходили на улицы, чтобы подышать чистым морозным воздухом. Делать горожанам было нечего, и чистым воздухом они наслаждались ежедневно и подолгу.
В пятницу, выпавшую в начале марта, когда на Большой Месткомовской степенно циркулировали наиболее имени
тые семьи, с Членской площади послышался звон бубенцов, после чего на улицу выкатил удивительный экипаж.
В длинных самоедских санях, влекомых цугом двенадцатью собаками, вольно сидел закутанный в оленью доху молодой человек с маленьким тощим лицом.
При виде столь странной для умеренного колоколамского климата запряжки, граждане проявили естественное любопытство и шпалерами расположились вдоль мостовой.
Неизвестный путешественник быстро покатил по улице, часто похлестывая бичем взмыленную левую пристяжную в третьем ряду и зычным голосом вскрикивая:
— Шарик, чорт косой! Но-о-о, Шарик! Доставалось и другим собачкам.
— Я т-тебе, Бобик!.. Но-о-о, Жучка!.. Побери-и-гись!!
Колоколамцы, и зная кого послал бог, на всякий случай крикнули ура.
Незнакомец снял меховую шапку с длинными сибирскими ушами, приветственно помахал ею в воздухе и около пивной «Голос Минувшего» придержал своих неукротимых скакунов.
Через пять минут, привязав собачий поезд к дереву, путешественник вошел в пивную. На стене питейного заведения висел плакат: «Просьба о скатерти руки не вытирать», хотя на столе никаких скатертей не было.
— Будут! — ответил молодой человек. — Я профессор центральной изящной академии пространственных наук Эммануил Старохамский.
— Слушаюсь! - крикнул Отмежуев. — Метеориты есть? — Чего-с?
— Метеориты или так называемые болиды у вас есть? Отмежуев очень испугался. Сперва сказал, что есть. По
том сказал, что нету. Затем окончательно запутался и пробормотал, что есть один гнойник, но, к сожалению, еще недостаточно выявленный.
... Пpофeсcop был с трудом поставлен на ноги и осмотрен экспедиционными врачами.
— Гнойниками не интересуюсь! — воскликнул молодой восемнадцатилетний профессор, которому пышные лавры Кулика не давали покою. — По имеющимся в центральной академии сведениям, у вас во время царствования Александра Первого благословенного упал метеорит величиною в Крымский полуостров.
Представитель исполнительной власти совершенно потерялся, но положенно спас мосье Подлинник, мудрейший из колоколамцев.
Он приветствовал юного профессора на восточный манер, прикладывая поочередно ладонь ко лбу и к сердцу. Он думал, что так нужно приветствовать представителей науки.
Покончив с этим церемонным обрядом, он заявил, что из современников Александра Первого благословенного в го
роде остался один лишь беспартийный старик по фамилии Керосинов и что старик этот единственный человек, который может дать профессору нужные ему разъяснения.
Керосинов, хотя и зарос какими-то корнями, оказался бодрым и веселым человеком.
— Ну, что старик - дружелюбно спросил профессор,— в крематорий пора?
— Пора, батюшка, — радостно ответил полуторавековый старик, - в наш, совецкай крематорий. В наш-то колумбарий! Потом подумал и добавил: — И планетарий.
— Метеорит помнишь?
— Как же, батюшка, помню Все приезжали, Александр Первый приезжал. И Голенищев-Кутузов приезжал с Эггертом и Малиновской. И этот, который крутит, кино - император приезжал. И Анри Барбюс в казенной пролетке приез
жал, распрашивал про старую жизнь я, конечно, таить не стал. Истязали, говорю. В 1801 году, говорю...
Тут старик понес такую чушь, что его увели. Больше никаких сведений о метеорите профессор Старохамский получить не смог.
— Ну - с, — задумчиво молвил профессор, — придется делать буpeние.
За пиво он не заплатил, раскинул на Большой Месткомовской палатку и зажил там, ожидая, как он говорил, средств из центра на бурение.