Евстафия—одним словом весь литературно-филологический материал, имеющийся в нашем распоряжении. Тут потребуется точнейшая лингви
стическая критика, которая однако окажется для самого Виламовица-Меллендорфа недостаточною, если она не будет дополнена всесторонним зна
нием классической техники балета. Что разумеет, например, Лукиан в своей знаменитой статье о танцах, когда указывает на исчезновение из них
Только внимательнейшее изучение предмета вскрывает для компетентного в хореграфии глаза истинную природу этого загадочного понятия. Речь идет о выворотности. Что это за танец фермаистрис? Филология теряется в догадках. Но намек, данный в монументальных трактатах Евстафия, подводит нас к верному исчерпывающему разрешению вопроса. Речь идет о заносках, о разновидностях классического антрша, до приостановки движения на полу. Не только такого рода вопросы, отно
сящиеся к характеру греческого танца, находят в новых изысканиях должное научное освещение, не только обнаруживается, что античный мир знал выворотность и хореграфию на пальцах. Историческая перспектива дает нам также ряд драгоценных указаний на внешние аттрибуты танца, кончая вопросом о трико, гриме, балетных башмаках и проч. В результате таких исследо
ваний пресекается с высоты научной кафедры всякое ложно-классическое новаторство типа Ай
седоры Дункан и Фокина, причем здоровые зерна предлагаемых новых мыслей отделятся от нанос
ного сора эстетических фикций и веяний модного декаданса. Эта кафедра неизбежно включает и изучение—самое основательное, самое подробное и самое всестороннее—греческого театра Диониса, который от пеласгического дифирамба медленно подвигался к синтетической культуре Аполлона. Путь, пройденный античной сценой, останется
поучительным для всех времен и искусств—для танцев, также как для поэзии, живописи, скульп
туры и архитектуры. Все героизируется. Все интеллектуализируется. Все идет навстречу гиперборейскому солнцу.
Наконец, третья кафедра классического курса факультета обнимает историю балета, от его зарождения в античной орхестре до его современного состояния, через последовательные эман
сипации в разных веках. Эта кафедра выяснит историческую связь балета со всеми формами искусств, преимущественно сценических, как-то: драмы, оперы и пантомимы. Она же наметит путь необходимых реформ, как в самом балете, в самой структуре его, так и в сопровождающей его музыке. Элементарные звукомышечные им
пульсы, в духе Минкуса, Пуни и даже Делиба, под которыми развертывается обыкновенно свиток классических фигур и форм, несомненно в бли
жайшем же будущем уступят место сложным контрапунктическим рисункам симфонической му
зыки, в сочетании звукозрительных мотивов с дансантно-волевыми. Тут начало реформы, ко
торая может предопределить пути будущего балета на долгие века.
Вторым отделом Хореграфического Факультета является догматика и история характерного танца. Профессору предстоит очень сложная и трудная работа. Предстоит прежде всего наметить самое определение характерного танца. С внешней сто
роны вопрос как бы не представляет особенной трудности. Отсутствие выворотности и танца на пальцах, демонстративно комический и изобрази
тельно-темпераментный элемент сразу же, даже для непосвященного, отделяют природу этого пляса от классической пластики, имеющей свой строго-уравновешенный формальный остов. Про
фессор должен начать изучение характерного танца с постановки теории характерного экзерциса, являющегося только переработкою основного классического экзерциса. Своих Pas у характер
ного экзерциса нет — он строится всецело на фундаменте классических телодвижений, видоиз
мененных сообразно с новыми комическими и изобразительными задачами—представить народную психику и быт. Характерный танец есть танец народный, и потому при определении и рас
познавании его сталкиваешься с целым рядом расовых проблем с одной стороны и с темой исторических наслоений с другой. Черты побежденной и автохтонной расы не легко угады
ваются через толщу веков. При этом какой-нибудь мещански - развинченный и сентиментально - хо
дульный пляс частушечного пошиба, являющийся каррикатурным пережитком бывшего городского танца, с трудом отделяется поверхностными ис
следователями от истинно народной хореграфии.
Профессору надлежит установить чистые струи всех народных танцев в мире, в их историческом и этнографическом спектре, начиная танцами се
верной Лапландии и кончая фуэтирующим танцем рук и пальцев у сидящих на земле сиамских плясунов. Народный танец в своем чистом виде жив, здоров и гармоничен, как народный эпос, не затронутый еще частушечными переделками. Расположив в категориях многообразные типы характерных танцев, как погасшие, так и вновь
возникающие, ученый исследователь представит в пластических символах смену эпох, обще
ственных перегруппировок и наслоений. Однако по сложности задачи историческая часть этого отдела факультета должна и здесь быть выде
лена в особую кафедру. Вся область характерного танца представляет еще не разрыхленную дев
ственную почву, одинаково интересную как для догматика, так и для историка. Но независимо от высшего академического своего значения, доктрина этого отдела пластического искусства живейшим образом интересует и прямых работников—руководителей учебных классов, неодно
кратно обращавшихся ко мне за разъяснениями, как терминологического, так и технического характера. Классический экзерцис имеет свои уста
новившиеся французские наименования. Экзерцис характерный выполняется как-то анонимно-безы
мянным путем. Но еще Аристотель справедливо указал, что называние вещей есть их понимание. В данном частном вопросе мне пришлось, по просьбе артиста академического театра, руково


какой-то формы, называемой