Совещание констатировало наличие „мощного подъема творческой самодеятельности масс“, выдвижение из ее среды кадров рабо
чих и крестьян-художников и „колоссальный рост спроса со стороны масс на произведения искусств и повышение требовательности масс в вопросах социально-художественного содержания театральных зрелищ“.
Агитка, лишенная художественности, уже не привлекает массу. Тяга к художественным
пьесам настолько велика, что „заявки на актеатры со стороны рабочих масс все увели
чиваются“ за счет посещаемости революционных театров... Лучшим подтверждением этого служит небывалая тяга рабочих к Малому театру в Москве с тех пор, как он стал ставить „Любовь Яровую“.
Поэтому революционному театру надо спешить с переходом к высокой художественности и в оформлении своих пьес и в исполнении, чтобы удержать массы у себя, чтобы их еще больше организовать вокруг театра, который должен служить „мощным агитационным ору
дием авангарда рабочего класса в деле воспитания всей гражданской массы СССР“.
„В условиях диктатуры, пролетариата,—говорится в проекте резолюции совещания,—осуществляющего социалистическое строительство, театр, поднимая политический и куль
турный уровень и рабочих и крестьянских масс, ставя и решая актуальные вопросы современности, доставляя в то же время и здоровый отдых, должен выполнять своими специальными средствами роль одного из важных рычагов способствования социалистическому строительству, вовлекая в него широкие массы рабочих и крестьян, вовлекая и перевоспитывая интеллигенцию, а также и мелкую буржуазию в соответствии с задачами, стоящими перед пролетариатом“.
В этом и только в этом мы видим начало всех начал в области театральной политики.
Редакция предполагает в ряде статей проработать еще до начала сезона материалы совещания.
Травля немецкого режиссера — коммуниста т. Эрвина Пискатора получила, наконец, свое естественное завершение на VIII всегерманском конгрессе социал - демократического Союза Народной Сцены („Фольксбюнеферейн“)
в Магдебурге: Пискатора „ушли“ из театра и из Фольксбюнеферейна.
Творчество Пискатора, ярко классовое и современное, давно возмущало меньшевистских подголосков буржуазии, в руках которых находится вся власть в Фольксбюнеферейне. Особенное негодование их вызвала последняя постановка Пискатора: пьесу из средневековой жизни („Буря над Готландом“) режиссер подал в обрамлении революционных лозунгов, кино-картин, посвященных событиям китай
ской революции, а главному персонажу усвоил грим Ленина.
В связи с делом Пискатора в принятой резолюции конгресс заявил, что—
„в противоположность искусству, строящемуся на политической базе, Фольксбюнеферейн еще раз подтверждает свои задачи чистого искусства, несущего свободу и художественную радость всей нации без исключения“.
Эта резолюция получила откровенный комментарий в ряде выступлений, — в роде при
зыва проф. Марка „не итти по стопам России, где фетишизируется коллективный человек, тогда как нужно освобождение личности“...
Во всем этом есть своя логика: да, в культуре — „чистое“ искусство, в политике—бессмысленные мечтания предателя Каутского об интервенции в СССР — одно с другим связано. И кто сказал А, должен сказать и Б!..
Выступил на этом социал-предательском скопище и иностранный гость — наш собствен
ный А. Я. Таиров. В своей речи он на все 100% солидаризировался с меньшевистской, буржуазной идеологией конгресса. На банкете в честь конгресса, только что ликвидировавшего Пискатора, Таиров поспешил на декла
рации „аполитичного искусства поставить свой бланк. „Уходя отсюда, — заявил он, — при
ходится определить то общее, что связывает русский и немецкий театры. Это всечеловеческая душа (!) и всечеловеческое (!) искусство“.
А мы было начали верить, что Таиров— на дороге к тому, чтобы стать советским Пискатором. — Значит, все эти „Кукироли“, „Любовь под вязами“ и возвещенная „Антигона“ отныне дезавуируются? Какой, с меньшевистской помощью, оборот!..
Московский „Новый Зритель“ делу Пискатора и анализу театрально-политическое мо
мента посвящает добрую половину последнего (32-го) номера. Конечно, журнал—за Писка
тора и против предательской платформы теаменьшевиков из Фольксбюнеферейна... Но зачем-то около выступления Таирова „Новый Зритель“ напустил густо тумана.
Нарисована очень сложная карикатура — озаглавленная: „Кто передернул?!..“ Фон—
очертания современного большого города. С правой стороны на большом здании с вывеской „Theater“ расселся жирный буржуй, в левой руке которого — веер карт, а другой он протягивает на левую сторону рисунка огромную карту (козырь?), на которой изображен Таиров. На левой стороне — набросок про
летарской массы с плакатом: „Да здравствует пролетарское искусство“... Под рисунком „Новый Зритель“ дает такую подпись:
Немецкая желтая печать сообщает, что тов. Таиров якобы сказал на банкете в честь 8-го теа
меньшевистского конгресса „Фольксбюне“: „Уходя отсюда, приходится определить то общее, что связы
вает русский и немецкий театры. Это всечеловеческая душа и всечеловеческое искусство“.
Увы, на самом деле — Таиров не „якобы“, а действительно сказал это. И об этом сообщает не только „желтая“ печать, а и коммунистическая, напр., „Роте Фане“. Спрашивается, кто же в этой карикатуре „передернул“?
чих и крестьян-художников и „колоссальный рост спроса со стороны масс на произведения искусств и повышение требовательности масс в вопросах социально-художественного содержания театральных зрелищ“.
Агитка, лишенная художественности, уже не привлекает массу. Тяга к художественным
пьесам настолько велика, что „заявки на актеатры со стороны рабочих масс все увели
чиваются“ за счет посещаемости революционных театров... Лучшим подтверждением этого служит небывалая тяга рабочих к Малому театру в Москве с тех пор, как он стал ставить „Любовь Яровую“.
Поэтому революционному театру надо спешить с переходом к высокой художественности и в оформлении своих пьес и в исполнении, чтобы удержать массы у себя, чтобы их еще больше организовать вокруг театра, который должен служить „мощным агитационным ору
дием авангарда рабочего класса в деле воспитания всей гражданской массы СССР“.
„В условиях диктатуры, пролетариата,—говорится в проекте резолюции совещания,—осуществляющего социалистическое строительство, театр, поднимая политический и куль
турный уровень и рабочих и крестьянских масс, ставя и решая актуальные вопросы современности, доставляя в то же время и здоровый отдых, должен выполнять своими специальными средствами роль одного из важных рычагов способствования социалистическому строительству, вовлекая в него широкие массы рабочих и крестьян, вовлекая и перевоспитывая интеллигенцию, а также и мелкую буржуазию в соответствии с задачами, стоящими перед пролетариатом“.
В этом и только в этом мы видим начало всех начал в области театральной политики.
Редакция предполагает в ряде статей проработать еще до начала сезона материалы совещания.
НАШИ ЗАГРАНИЦЕЙ И НАШИ ДОМА
Травля немецкого режиссера — коммуниста т. Эрвина Пискатора получила, наконец, свое естественное завершение на VIII всегерманском конгрессе социал - демократического Союза Народной Сцены („Фольксбюнеферейн“)
в Магдебурге: Пискатора „ушли“ из театра и из Фольксбюнеферейна.
Творчество Пискатора, ярко классовое и современное, давно возмущало меньшевистских подголосков буржуазии, в руках которых находится вся власть в Фольксбюнеферейне. Особенное негодование их вызвала последняя постановка Пискатора: пьесу из средневековой жизни („Буря над Готландом“) режиссер подал в обрамлении революционных лозунгов, кино-картин, посвященных событиям китай
ской революции, а главному персонажу усвоил грим Ленина.
В связи с делом Пискатора в принятой резолюции конгресс заявил, что—
„в противоположность искусству, строящемуся на политической базе, Фольксбюнеферейн еще раз подтверждает свои задачи чистого искусства, несущего свободу и художественную радость всей нации без исключения“.
Эта резолюция получила откровенный комментарий в ряде выступлений, — в роде при
зыва проф. Марка „не итти по стопам России, где фетишизируется коллективный человек, тогда как нужно освобождение личности“...
Во всем этом есть своя логика: да, в культуре — „чистое“ искусство, в политике—бессмысленные мечтания предателя Каутского об интервенции в СССР — одно с другим связано. И кто сказал А, должен сказать и Б!..
Выступил на этом социал-предательском скопище и иностранный гость — наш собствен
ный А. Я. Таиров. В своей речи он на все 100% солидаризировался с меньшевистской, буржуазной идеологией конгресса. На банкете в честь конгресса, только что ликвидировавшего Пискатора, Таиров поспешил на декла
рации „аполитичного искусства поставить свой бланк. „Уходя отсюда, — заявил он, — при
ходится определить то общее, что связывает русский и немецкий театры. Это всечеловеческая душа (!) и всечеловеческое (!) искусство“.
А мы было начали верить, что Таиров— на дороге к тому, чтобы стать советским Пискатором. — Значит, все эти „Кукироли“, „Любовь под вязами“ и возвещенная „Антигона“ отныне дезавуируются? Какой, с меньшевистской помощью, оборот!..
Московский „Новый Зритель“ делу Пискатора и анализу театрально-политическое мо
мента посвящает добрую половину последнего (32-го) номера. Конечно, журнал—за Писка
тора и против предательской платформы теаменьшевиков из Фольксбюнеферейна... Но зачем-то около выступления Таирова „Новый Зритель“ напустил густо тумана.
Нарисована очень сложная карикатура — озаглавленная: „Кто передернул?!..“ Фон—
очертания современного большого города. С правой стороны на большом здании с вывеской „Theater“ расселся жирный буржуй, в левой руке которого — веер карт, а другой он протягивает на левую сторону рисунка огромную карту (козырь?), на которой изображен Таиров. На левой стороне — набросок про
летарской массы с плакатом: „Да здравствует пролетарское искусство“... Под рисунком „Новый Зритель“ дает такую подпись:
Немецкая желтая печать сообщает, что тов. Таиров якобы сказал на банкете в честь 8-го теа
меньшевистского конгресса „Фольксбюне“: „Уходя отсюда, приходится определить то общее, что связы
вает русский и немецкий театры. Это всечеловеческая душа и всечеловеческое искусство“.
Увы, на самом деле — Таиров не „якобы“, а действительно сказал это. И об этом сообщает не только „желтая“ печать, а и коммунистическая, напр., „Роте Фане“. Спрашивается, кто же в этой карикатуре „передернул“?