туры, которой нигде не предписано перманентно переваривать только серьезное и глубокомысленное. Иное дело, что мало-мальски требовательный и вдумчивый зритель уходит с нынешнего опереточного спектакля не
удовлетворенным. Он часто ругается, уходя с такого
спектакля, но... все-таки продолжает переть в оперетку и настойчиво требует ее существования. Значит, опе
ретку надо давать, но в таком виде, чтобы она и его, и нас всех удовлетворяла.
Механическая перекройка старых опереток ничего не даст. В этом нас уже достаточно убедил наш опыт. Бессмысленно и бесполезно пристегивать даже совершенно обновленные либретто (пусть трижды идеологи
чески выдержанные) к пошлой музыке старых опереток, каждой нотой своей кричащей о чуждости ее нам. Да и нет, в конце концов, особенной нужды, если, разумеется, смотреть на вещи серьезно.
Я убежден (и знаю, что эта мысль разделяется многими серьезными музыкантами), что у нас может быть своя оригинальная опереточная музыка. Позвольте за
чатки ее видеть в клочках, разбросанных по бесчисленным интермедиям последних лет, в иллюстрациях спек
таклей театров сатиры, точно так же, как давно уже мы имеем и другую основу оперетки — буффонный ко
мизм, к которому неизменно прибегали у нас наиболее талантливые комика в драме. Это — не изящество фран
цузской комедии и не фатовская легкость венских кабарэ, но это, повидимому, то, что органически присуще нашему творческому складу и близко нашому зрителю.
Для появления самобытной опереточной музыки и нужных нам опереточных либретто необходим стимул, а у нас его до сих пор еще не было. Он представляется пока лишь в огромной тяге зрителя к опереточному жанру. Однако, мы должны понимать, что в наших усло
виях одного этого мало. Полагаю, что прежде всего надо начать с того, чтобы как-нибудь формально раз и навсегда покончить с разговорами о ликвидации опереточного жанра. Надо взять решительный курс на узаконение его и пойти еще дальше, встав на путь государ
ственной заботы об оперетте (пусть это не пугает наших отечественных пуритан!). Легализация оперетты явится первым толчком для творчества композиторов и либрет
тистов. Лично мне абсолютно ясно, что наша опереточное творчество пойдет совсем особенными, действи
тельно самобытными путями, которые приведут оперетту к музыкальной комедии социально-сатирического свойства.
Тут есть, однако, обстоятельство, не менее задачливое, чем музыка и либретто. Я имею в виду — испол
нителей, опереточных актеров. Они у нас, по разным причинам, как порода, вымирают. Новые на смену не идут, да и не могут итти, ибо ничто решительно этому не способствует. Еще несколько лет такого застоя, как сейчас, и оперетка останется при милых молодых людях и барышнях, но без актеров и актрис.
Э. М. Бескин выдвинул недавно идею создания школы для артистов кабарэ. Ни в какой мере не возражая против такой мысли, смею все-таки сказать, что не менее нужна, а то и больше, школа опереточного искус
ства. Без свежих кадров опереточных артистов мы не будем иметь не только советской оперетки, но и какой
бы то ни было вообще. И вот, школа то и сможет внести необходимый нашей современности корректив, как школа же внесет его, несомненно, и в эстрадное ремесло. В школе придется учесть, что старые опероточные приемы, — более, чем на половину, утеряли силу своего воздействия. Если, например, раньше безголосая примадонна брала „почтеннейшую публику нижним
бельем и капканом, то теперь такая приманка стоит очень дешево. Нынешний зритель требует в первую очередь голоса, какой-то вокальной и общей художествен
ной культуры, подливного хореграфического умения, которое должно выходить далеко за пределы вальса и галопа. В наши дни оперетте потребен актер совсем иной складки, с безусловно повышенными художественнокультурными данными.
Где же, как не в школе, их обрести?
Когда станет заметно, что исполнительский уровень в оперетте повышается, или, что для этого, по край
ней мере, что-то делается, когда за дирижерский пульт начнут садиться не безграмотные военные капельмейстеры,
а музыканты, когда от диалогов со сцены будет веять хоть маленьким намеком на культуру, тогда уже и без государственного аркана потянутся в оперетку композиторы и писатели.
До этого времени волей-неволей придется взяться за государственное питомничество, — конкурсы и премии композиторам и либреттистам, государственные стипендии наиболее талантливым студентам, всяческие поощрения преподавателям и т. д.
Если подходить к вопросу серьезно, то от всего этого не отмахаешься.
И. ТУРКЕЛЬТАУБ.
2. Э... или РЕ... ?
За 200 лет 12-полутоновая система изжила себя целиком: она не удовлетворяет более ни изысканным
потребностям музгурманства, ни здоровым запросам масс.
Какой из 2-х возможных путей от нее в будущее мы изберем? Путь эволюции — безнадожен, ибо по
просту немыслим: эволюция вообще возможна лишь от крепкого, здорового корня, — исходить от нелепости можно, лишь сознательно желая прийти к „логическому абсурду . Да и технически—как прикажете „эволюционно преодолевать фортепианную клавиатуру? Не говоря уже о том, что ныне выходящая в отставку „wohl - темперация и свое время была создана тоже
революционным путем: вернуться даже на старый путь (т. наз. натурального строя) можно было бы,
лишь совершив „контрреволюцию ... и оставшись в итоге с одним „смычковым квинтетом да человеческим
„голосом — все остальное пошло бы на смарку, от фортепиано до симфонического ансамбля включительно.
Путь революции таким образом - единствeнно мыслимый.
Во имя чего, однако, — под какими лозунгами эта наша революция пойдет?
Ведь основной „порок 12 полутонового строя отнюдь не в том, что он дает фальшивые (темперованные) квинты и терции: на фортепиано с его
коротким звуком эта фальшивость почти не ощутима, — в оркестре же ее корректируют слухом сами оркестранты. Не стоило бы ломать весь „аппарат музискусства, чтобы лишь перестроить на полкоммы терцию в „трезвучии (при чем минорное — к тому
же — явно бы проиграло...). Суть, существо старой системы — совсем в ином: она зафиксировала 2 века назад ряд неподвижных точек,
удовлетворенным. Он часто ругается, уходя с такого
спектакля, но... все-таки продолжает переть в оперетку и настойчиво требует ее существования. Значит, опе
ретку надо давать, но в таком виде, чтобы она и его, и нас всех удовлетворяла.
Механическая перекройка старых опереток ничего не даст. В этом нас уже достаточно убедил наш опыт. Бессмысленно и бесполезно пристегивать даже совершенно обновленные либретто (пусть трижды идеологи
чески выдержанные) к пошлой музыке старых опереток, каждой нотой своей кричащей о чуждости ее нам. Да и нет, в конце концов, особенной нужды, если, разумеется, смотреть на вещи серьезно.
Я убежден (и знаю, что эта мысль разделяется многими серьезными музыкантами), что у нас может быть своя оригинальная опереточная музыка. Позвольте за
чатки ее видеть в клочках, разбросанных по бесчисленным интермедиям последних лет, в иллюстрациях спек
таклей театров сатиры, точно так же, как давно уже мы имеем и другую основу оперетки — буффонный ко
мизм, к которому неизменно прибегали у нас наиболее талантливые комика в драме. Это — не изящество фран
цузской комедии и не фатовская легкость венских кабарэ, но это, повидимому, то, что органически присуще нашему творческому складу и близко нашому зрителю.
Для появления самобытной опереточной музыки и нужных нам опереточных либретто необходим стимул, а у нас его до сих пор еще не было. Он представляется пока лишь в огромной тяге зрителя к опереточному жанру. Однако, мы должны понимать, что в наших усло
виях одного этого мало. Полагаю, что прежде всего надо начать с того, чтобы как-нибудь формально раз и навсегда покончить с разговорами о ликвидации опереточного жанра. Надо взять решительный курс на узаконение его и пойти еще дальше, встав на путь государ
ственной заботы об оперетте (пусть это не пугает наших отечественных пуритан!). Легализация оперетты явится первым толчком для творчества композиторов и либрет
тистов. Лично мне абсолютно ясно, что наша опереточное творчество пойдет совсем особенными, действи
тельно самобытными путями, которые приведут оперетту к музыкальной комедии социально-сатирического свойства.
Тут есть, однако, обстоятельство, не менее задачливое, чем музыка и либретто. Я имею в виду — испол
нителей, опереточных актеров. Они у нас, по разным причинам, как порода, вымирают. Новые на смену не идут, да и не могут итти, ибо ничто решительно этому не способствует. Еще несколько лет такого застоя, как сейчас, и оперетка останется при милых молодых людях и барышнях, но без актеров и актрис.
Э. М. Бескин выдвинул недавно идею создания школы для артистов кабарэ. Ни в какой мере не возражая против такой мысли, смею все-таки сказать, что не менее нужна, а то и больше, школа опереточного искус
ства. Без свежих кадров опереточных артистов мы не будем иметь не только советской оперетки, но и какой
бы то ни было вообще. И вот, школа то и сможет внести необходимый нашей современности корректив, как школа же внесет его, несомненно, и в эстрадное ремесло. В школе придется учесть, что старые опероточные приемы, — более, чем на половину, утеряли силу своего воздействия. Если, например, раньше безголосая примадонна брала „почтеннейшую публику нижним
бельем и капканом, то теперь такая приманка стоит очень дешево. Нынешний зритель требует в первую очередь голоса, какой-то вокальной и общей художествен
ной культуры, подливного хореграфического умения, которое должно выходить далеко за пределы вальса и галопа. В наши дни оперетте потребен актер совсем иной складки, с безусловно повышенными художественнокультурными данными.
Где же, как не в школе, их обрести?
Когда станет заметно, что исполнительский уровень в оперетте повышается, или, что для этого, по край
ней мере, что-то делается, когда за дирижерский пульт начнут садиться не безграмотные военные капельмейстеры,
а музыканты, когда от диалогов со сцены будет веять хоть маленьким намеком на культуру, тогда уже и без государственного аркана потянутся в оперетку композиторы и писатели.
До этого времени волей-неволей придется взяться за государственное питомничество, — конкурсы и премии композиторам и либреттистам, государственные стипендии наиболее талантливым студентам, всяческие поощрения преподавателям и т. д.
Если подходить к вопросу серьезно, то от всего этого не отмахаешься.
И. ТУРКЕЛЬТАУБ.
U. T. S.
2. Э... или РЕ... ?
За 200 лет 12-полутоновая система изжила себя целиком: она не удовлетворяет более ни изысканным
потребностям музгурманства, ни здоровым запросам масс.
Какой из 2-х возможных путей от нее в будущее мы изберем? Путь эволюции — безнадожен, ибо по
просту немыслим: эволюция вообще возможна лишь от крепкого, здорового корня, — исходить от нелепости можно, лишь сознательно желая прийти к „логическому абсурду . Да и технически—как прикажете „эволюционно преодолевать фортепианную клавиатуру? Не говоря уже о том, что ныне выходящая в отставку „wohl - темперация и свое время была создана тоже
революционным путем: вернуться даже на старый путь (т. наз. натурального строя) можно было бы,
лишь совершив „контрреволюцию ... и оставшись в итоге с одним „смычковым квинтетом да человеческим
„голосом — все остальное пошло бы на смарку, от фортепиано до симфонического ансамбля включительно.
Путь революции таким образом - единствeнно мыслимый.
Во имя чего, однако, — под какими лозунгами эта наша революция пойдет?
Ведь основной „порок 12 полутонового строя отнюдь не в том, что он дает фальшивые (темперованные) квинты и терции: на фортепиано с его
коротким звуком эта фальшивость почти не ощутима, — в оркестре же ее корректируют слухом сами оркестранты. Не стоило бы ломать весь „аппарат музискусства, чтобы лишь перестроить на полкоммы терцию в „трезвучии (при чем минорное — к тому
же — явно бы проиграло...). Суть, существо старой системы — совсем в ином: она зафиксировала 2 века назад ряд неподвижных точек,