ТЕАТРЫ

в февральскую революцию

(из днввника б. директора имп. театров В. Теляковского)

25—II. Сегодня я вызвал к себе представителей хора и говорил с ними частным образом, подчеркнув, что, когда придет время, буду говорить с ними как администратор. При этом я им подтвердил, что в сущности они уже теперь не на службе, ибо взяты на службу, чтобы петь, а они не поют, и следовательно я от них не могу принимать никаких просьб. Если же будет продолжаться обструкция, то вмешается уже военное начальство и министерство внутрен
них дел, и тогда я уже ничего не могу для них сделать. Все это я рекомендую им хорошенько обдумать и сообразить последствия.
В 4 часа дня я принимал у себя депутацию оркестра, которая пришла меня просить, чтобы я ходатайствовал пе
ред министром об уравнении артистов с чиновниками, т. е. чтобы им выдали 11/2 месячный оклад, % прибавки с 1 ок
тября, а не с января, и продлили бы суточные на лето; либо все это заменили бы каким-пибудь пособием.. Дальнейшее упорство хора они порицали.
Присутствовал в Александрийском Театре на 35-летнем юбилее Юрьева. Шел в первый раз «Маскарад» при переполненном зале. Чествовали Юрьева после спектакля. Он имел большой успех.
26—II. Странную роль сыграл во время забастовки хора Асланов: по словам Малько, он но то провоцировал, не то вилял и, отказавшись по болезни дирижировать «Манон», оказывается, болен не был, а просто струсил.
Сегодня утром мне телефонировали и Малько, и Тартаков, что в хоре идет раскол и, что, повидимому, после моего вчерашнего разговора хор сегодня будет петь и дей
ствительно около 2-х часов дня мне сообщили, что хор поет в «Каменном Госте».
Коровин провел в Петрограде два дня. Сегодня с 8-часовым поездом уехал в Москву. Вследствие беспорядков на улицах, особенно около Лиговки, я послал Коровина на вокзал с курьером Бывалым на нашей лошади.
27—II. Сегодня с утра в Петрограде очень тревожно. Ходят различные слухи—включительно до бунтов в войсках. Особенно упорно говорят о бунте в Павловском полку и об убийстве командира. Казармы будто бы оцеплены Преображенским полком—видимо, революция началась.
Ко мне явился представитель сегодняшнего спектакля в Михайловском театре в пользу Георгиевского Комитета Таскин с просьбой отложить этот спектакль в виду того, что Преображенский полк не дает оркестра. Таскин только что был в полку и говорит, что там царит полная растерянность среди офицеров и, конечно, теперь не до благо
творительных спектаклей. Этот же Таскин мне говорил о беспорядках в л.-гв. Волынском полку и Финляндском. Я взял с него росписку и заявление и разрешил в Михайловском театре вывесить объявление об отмене спектакля.
28—II. Сейчас телефонировал вахтер Мариинского театра, что толпа требовала открыть театр, чтобы его обы
скать, ибо ходили слухи, что в театре спрятаны пулеметы. Я, конечно, приказал допустить до осмотра, ибо все равно сопротивление толпе будет бесполезно. Рядом с театром горит Литовский Замок (тюрьма).
I—III. Сегодня утром едва я кончил пить кофе, как к подъезду моему подъехал автомобиль, в котором было не
сколько человек вооруженных. Меня потребовали вниз. Я просил их придти в переднюю и вышел к ним. Вольно
определяющийся Волынского полка Вишневецкий (драматический артист) мне заявил, что меня требуют в Думу. При
этом он обратился к своим коллегам и сказал: «Вот в каких царских хоромах живут сановники, в то время как народ голодает». Когда я вышел на подъезд, стояла толпа народу, которой Вишневецкий объяснил, что арестовал директора театров, который жил в богатой квартире. Раздались на
смешки и возгласы, особенно со стороны женщин. Едва мы отъехали от подъезда, как Вишневецкий стал меня спраши
вать, помню ли я его, когда он приходил меня просить взять его в труппу Александрийского театра и я ему отказал. При этом он рассказывал, какой он выдающийся артист. В Думе Вишневецкого спросили, зачем он меня арестовал, и когда Вишневецкий сказал, что я живу в царственных
покоях, полковник кн. Туманов и некоторые члены Думы сказали, что это—не причина. В это же время проходил Родзянко, председатель Государственной Думы, и, увидав меня, сказал, что это недоразумение и меня скоро отпустят, выдав вид на жительство. А пока мне предложили
посидеть в одной из комнат канцелярии, где уже было несколько генералов. Часа через 2 нам предложили молока, чаю и хлеба. В Думе уже действуют некоторые наши арти
сты и между прочим тенор Андреев, который позаботился, чтобы меня отпустили. Я вышел из Думы с Терещенко, ко
торый там работает, и около 4-х часов дня пришел домой пешком.
В течение дня несколько раз приходили различные команды производить обыски в квартирах дома дирекции. Обыски делали у Мецнера, барона Кусова, Мысовского, в Театральном Училище и др. Обыски эти в большинстве случаев производились с целью отыскать оружие, которое и отбиралось, но при этом не было видно, делались ли эти обыски по приказанию нового правительства или самовольно.
Остатки обезумевших городовых и полицейских производили стрельбу из пулеметов в соседних с дирекцией домах и тем вызывали постоянную тревогу.
2—III. Ко мне сегодня заходил Аполлонский, который совместно с несколькими артистами ездил в Государственную Думу просить у нового правительства автономии театру. Аполлонский, вероятно, думает, что новому правительству теперь есть время заниматься артистами.
3—III. Я решил сегодня сам поехать в Думу и просить, чтобы к нам в дирекцию был назначен комиссар. Так дальше дело идти не может. Наше министерство совсем растерялось. Гр. Нирод продолжает писать бумаги, кн. Га
гарин — также, о Волкове я ничего не знаю, но у меня 2000 человек, которые на меня смотрят и ко мне обра
щаются как к начальнику, а касса министерства, говорят, запечатана. В Думу я прибыл около 3 часов и, наконец, добился того, что Родзянко назначил комиссаром в дирек
цию члена Госуд. Думы Николая Николаевича Львова. С ним и с Садыковым мы отравились на моих санях сна
чала в Александринский театр, а потом в репетиционный зал Театрального Училища.
Около 4-х часов Львов пришел ко мне в кабинет, предъявил бумагу Родзянко о назначении его (Львова) комиссаром при дирекции и составил акт, которым уполномочивал меня временно исполнять обязанности директора государственных театров.
4—III. Оперные артисты, хор и оркестр занимаются теперь выборами комиссии для обсуждения автономии те
атров. Несмотря на протесты против Тартакова, он тем не менее выбран режиссером, но только с наименованием не главного, а просто режиссера. Вообще во всех труппах в конце концов выбраны мои же ставленики:—Южин, Карпов, Тартаков. Выбрали даже Лаврентьева, против которого го
ворили с таким возбуждением артисты Александрийского театра. Странно, что в Москве все заслуженные артисты выбраны, а в Петрограде нет.
5—III. Сегодня Н. Н. Львов посетил Мариинский театр. В большом фойэ были собраны артисты оперы, балета, хора, оркестра и рабочие. Львов сказал им приветственное слово. Андреев (баритон) сказал слово от имени собрания при
ветствие новому правительству. Мне не удалось говорить, ибо Львов спешил, и я обещал артистам приехать отдельно.
Наконец начали выходить газеты, которые не выходили неделю; продавали лишь листки-известия.
Жена Горького мне телефонировала, что крайне возмущена поступком провинциального артиста Вишневецкого, который арестовал меня без приказа Думы.
6—III. Сегодня мне звонил по телефону Южин, что он с депутацией артистов драмы, оперы и балета приехал в
Петроград, дабы определить ту позицию, которую должны занять московские театры. Приехали между прочим столпы Малого театра: Ермолова, Лешковская, Садовская, Нежданова, Правдин, Тихомиров, Павловский, Максимов и др. Около 3-х часов артисты, во главе с Собиновым, который
был выбран ими в Москве, приехали ко мне. Говорили о возможном новом управлении театрами в Москве, при чем Собинов, конечно, стал нападать на прежние порядки и сказал, что много талантливых артистов покинуло из-за режима службу в императорских театрах. Но большого сочув
ствия среди артистов эта выходка не имела, так как все знают, что никто из выдающихся артистов на самом деле не ушел, а если и ушли, как Кузнецова и Липковская,—то оттого, что им за границей и в частных театрах больше платили.
(Продолжение следует)