„ПОПУТЧИК“и„ПРОЛЕТПИСАТЕЛЬ“ в связи с социальным содержанием творчества Сейфуллиной




(В порядке дискуссии) [*).]




Так честный учитель, вполне усвоивший советские принципы просвещения масс, на основе возбуждения их общественной активности, понимаю




щий, что лишь диктатура пролетариата дает для этого дела настоящую возможность и что лишь коммунизм приведет к падению граней между фи


зическим и умственным трудом, но не усвоивший целиком основ коммунистической программы и тактики, не ставший идейно коммунистом,—также лишь союзник пролетариата в революции, но не представитель руководящего пролетарского аван
гарда, так же, как и честный крестьянин предсельсовета, вполне одобряющий деревенскую политику Соввласти, готовый бороться с кулаком и с «трехполкой», но не разбирающийся в международном характере пролетарского движения и имеющий очень путаное представление о подлинных основах комму
нистического строя. И заблуждающийся в отдельном вопросе или ошибавшийся существенно, но эпизо
дически коммунист есть более или менее плохой,
но член пролетарского революционного авангарда. Может быть, через известный период развития одного придется выкинуть из партии, так как он вовсе «собьется с пути», а другой станет коммунистом, но подход к ним пока должен быть раз
личный. Только с такой точки зрения понятно,
почему с трудом изживший остатки меньшевизма Лешко, сфальшививший в «Завтра» Либединский, допустивший идеологические ошибки в «Цементе» Гладков, страдающий кое-какими ультра-левыми уклонами Г. Никифоров—пролетарские писатели, ибо исходные пункты их мировоззрения—индуст


риально-пролетарские и коммунистические. Исходящие из интересов деревенской бедноты и на


стойчиво зовущие ее на путь коммунистического строительства под руководством пролетариата и его партии, понимающие коммунистический смысл нашей революции, ее ленинские пути, М. Карпов,


Тверяк, Иван Никитин, Коробов—пролетарские писатели. Отстаивающие самобытность деревни «крестьянские поэты», хотя и славящие Октябрь, СССР, ВКП — страдают в большей или меньшей степени кулацким уклоном. А честный романтик


военных побед революции, прославивший Красную армию, проклявший белую, нигде не отмежевавшийся от коммунистов, но нигде и не призвавший активно и художественно развернуто, с по
ниманием целей и путей к достижению идеалов мировой революции и пролетарского коллективизма Лавренев (или Малышкин)—честные, близкие попутчики или союзники; но они—представи
тели в литературе не пролетариата, а лучших, революционнейших, беднейших слоев мелкой буржуазии.
Потому только «попутчик»—Маяковский, славящий коммунистов и революцию за индустриализм, за антиимпериализм, за мировое бунтарство, но не понимающий механики массовых движений рабочекрестьянской революции под руководством проле
тариата. Попутчик—романтик и поэт бунта и «ветра революции» против «духоты» быта, электричества, против бесплодной мечты—Тихонов, однако он— индивидуалист («но исторической погоды не я веду календари») и не находит героя в нашем полном борьбы настоящем. Родственен ему Асеев. Попутчица и—Сейфуллина, нигде не показавшая ху
дожественно, ни пролетарского чувства индустри
альной мощи, мировой солидарности, коллективизма; ни пафоса, коммунистической революционной тра
диции; ни устремления к коммунизму, как строю всепобеждающей техники, гармонической обще


ственности, примирения личности и общества; ни, наконец, пролетарского понимания классовых про


тиворечий. Усвоив хорошо противоречие между имущими и неимущими, «темными» и образованными, угнетенными и властвующими, Сейфуллина нигде не возвысилась до пролетарского понимания основ


ных причин этого противоречия и способов его разрешения.


И незачем приписывать Лидии Сейфуллиной выдуманные грехи. Последние ее произведения ясно показали ту «недоразвитость» ее мировоз


зрения, которая никак не позволяет признать ее пролетарской писательницей и которые заста




вляют опасаться всегда колебания с ее стороны, как и со стороны всякого попутчика.




Г. ГОРБАЧЕВ




Общее благополучие


Еще недавно фельетон о театре писать было легко. Что ни день, то события.
То Мейерхольд отменяет рампу, то Мейерхольд отменяет актера, то Таиров получает Нобелевскую премию за пропаганду иностранных авторов в СССР.
Теперь не то. Тихое время пошло.
Если бы я был редактором театрального журнала, я бы впал в меланхолию. Я бы позвал сотрудника и сказал:
— Напишите что-нибудь современное о театре. — Зачем?
— Не знаю. Чтоб смешнее было. Помилуйте: пьес современных нет, актеров современных нет, зрителей нет никаких, ни современных, ни довременных. Пусть хоть статьи будут современными.
Сотрудник посмотрел бы на меня и сказал:
— Современное? Это можно! Вот у меня боевая темка навертывается, актуальная: о Каратыгине.
Я бы прогнал этого сотрудника и сел бы сам с горя писать мемуары о Мочалове.
Мой помощник предложит мне пустить по журналам лозунги. Это предложение я принимаю.
И начинаю мечтать:
— Над либретто «Сказания о граде Китеже» хорошо пустить корпусом: «Религия—опиум для народа».
— Над «Евграфом»: «Мастера—участники в проваленном деле» или «Рука берущаго билет да не оскудеет».
Потом у меня происходит разговор с одним очень умным человеком. Он, кажется, критик.
— Надо написать большую статью об одном молодом писателе, который последнее время начинает выдвигаться.
— Что вы, что вы! Опять о Булгакове! Не могу! — Да нет! Я не о Булгакове! Я об Островском!
— Это вы правы. Это своего рода выдвиженец. Уж так его ставят, что он даже лежать в гробу не может.
Серьезно, дорогой читатель. У меня лирическая грусть. Ну, о чем писать, когда театральные бои кончились, все всех признали?..
Я просматриваю старые статьи и журналы. Я вижу споры—о конструктивизме, биомеханике, метроритме... А теперь? Даже свою гениальность никто не утверждает. А уж это самое последнее дело!
[*)] См. № 49 «Ж. И ».