машними марками провинциальных знаменитостей, в то время как французы, напр., в Лувре всегда имели возможность видеть себя в соседстве с мировыми ценностями и потому были гораздо культурней и требовательней к себе.
Пересмотр и переоценка на иной масштаб
русской живописи, выделение из нее того, что „выдержит“ в Эрмитаже, и перенесение туда в ответ
ственные соседства принесло бы громадную пользу нашему искусству.
И если бы мы увидели, что кроме Новгородской и Псковской иконописи лишь немногое может действи
тельно держаться в Эрмитаже, это не должно было бы нас смущать: при той энергии, с которой молодежь теперь грызет гранит науки (и искусства), мы быстро двинулись бы вперед, лишь бы самый путь был взят правильно [*)].
Что же касается восточного искусства, то как в силу нашего географического положения (между Западом и Востоком), так и благодаря все более опре
деляющемуся направлению нашей международной поли
тики, мы все более и более нуждаемся в знакомстве с этим искусством, а сопоставление его с западным дало бы нам возможность увереннее выбирать собственную линию.
Тут же надо отметить, что и европейская живопись последних десятилетий очень много увлекалась востоком и брала у него для своего
[*)] Эти вопросы также нуждаются в особом рассмотрении.
творчества (импрессионисты у японцев, Гоген у полинезийцев, Матисс у персов и т. д.).
И если Париж, напр., имеет замечательный музей Гиме (Guimet), сосредоточивающий изумительные образ
цы китайского и японского искусства, то Эрмитаж мог бы выбрать многое из того, что рассеяно сейчас
по нашим этнографическим и другим музеям и библитекам, и представить искусство всех народов Востока, пополняя недостающее постепенно через наши полпредства.
***
Место не позволяет коснуться здесь еще многих других вопросов, относящихся как к постоянной вы
ставке картинной галлереи, так и к устройству целого ряда временных выставок для сопоставления ее материала под различными углами и для решения многих задач, стоящих у нас на очереди.
Но и из сказанного ясно, какую огромную работу предстоит произвести Эрмитажной галлерее и как она нужна и неотложна для тех десятков и сотен тысяч посетителей, которые устремляются теперь в Эрмитаж.
Только произведя эту работу, главный художественный музей нашей республики сможет действительно играть ту выдающуюся культурную роль, которая обусловливается заключающимися в нем сокровищами.
Но тогда же он перестанет быть и Эрмитажем (пустынькой, местом уединения, созерцания) и примет более выражающее его сущность и более достойное Советского Союза имя — Музея Мирового Искусства.
ВЛ. ДЕНИСОВ.
Оценочный критерий лабораторий искусствоведения
Вынося то или иное теоретическое положение или формулируя то или иное практическое требование в области художественной работы, мы зачастую забываем о важном положении ленинского учения о руководстве массой, именно—об учете потребностей и запросов массы; в данном случае—запросов массового потреби
теля нашей художественной продукции. При насыщении рынка художественной продукцией, мы по линии критических оценок, —стремясь с одной стороны, воздейство
вать на практика-художника, а с другой стороны,
идеологически руководить массой,—ДОЛЖНЫ не только прислушиваться к голосу, исходящему из недр
этой массы, — нет, мы должны стремиться изучать реакции нашего массового рабоче-крестьянского потребителя на все виды художественного творчества.
Об этой важной стороне вопроса зачастую забывают, между тем как изучение реакций должно послу
жить важным косвенным оценочным критерием при вы
работке правильных теоретических установок и правильных, последовательных практических требований в творческой лаборатории искусствоведения. Но контролируя наших требований и оценок, отраженных в творчестве, или еще „проблематичных“ и тем самым непосредственно ударяющих по массовому потребителю в массовом вос
приятии — мы тем самым обращаем зачастую большую часть наших теоретических разглагольствований в типичное академическое пустозвонство.
В области производства литературно-художественной продукции мы в настоящее время не имеем уже такого распыленного потребителя, как в дореволюционную эпоху.
Не говоря уже о таком времени, когда критик и художник общались с потребительской массой исключительно через эстраду (эпоха военного коммунизма, отсут
ствие периодических изданий и необходимой литературы) мы и в настоящее время имеем ряд моментов, где вос
приятие массой литературно-художественной продукции и ее реагирование на нее могут быть в достаточной степени уловлены (открытые собрания литературно-худо
жественных организаций, литературные диспуты, высту
пления пролетарских литературных организаций на заводах).
В области производства сценической продукции мы имеем еще более благодарное поле для изучения восприятия массового зрителя.
В театральной аудитории при помощи ряда методов мы прямо-таки непосредственно можем изучать реакции массового зрителя.
Наконец в рабочих клубах это изучение (пока ку
старно приспособляющееся и неорганизованное) все более становится стимулом для непосредственного практического художественного строительства.
Одним словом —от теоретического внежизненного аристократизма, исходящего якобы из предпосылок на
учно-логического мышления, а на самом деле зачастую глубоко индивидуального по существу, к объек
тивным запросам и предпосылкам современности—этот лозунг должен находить все большее и большее приме
нение при разработке различных вопросов в творческой лаборатории искусствоведения.
„Ближе к массам!“—его последующий вывод.
МИХ. БЫСТРЫЙ.