на. Несколько месяцев буржуазно-демократической республики с огромной яркостью вскрыли пред трудовым массам всю лжи
вую сущность стоявшего у власти соглашательского блока под фирмою «временного правительства».
Если февраль был предтечей, ступенькой к Октябрю политическому, то и
все профессиональное движение от февраля было тою-же ступенью к профсоюзному Октябрю, к широкому классово-производственному объединению по принципу, «еди
ная отрасль народного хозяйства—единый
союз». Период керенщины по линии нашего производства определялся нарождением многочисленных цеховых и даже кастовых союзов и союзиков, углублявших согла
шательскую идею «независимости профессиональных союзов» лозунгами «аполитич
ности» и «святости» самого искусства. Все это было на руку в конечном итоге только предпринимателю, хозяину, который имел пред собой разрозненные по цехам группы
трудящихся, отстаивавших каждая свои экономические интересы.
Теперь каждому из работников искусств с совершенной очевидностью ясна цена и этой «независимости» и «аполитич
ности». Путь от свержения самодержавия до Октября был путь той ликвидации промышленно-буржуазной демократии и связанных с ней форм желтого профдвижения, победив которые пролетариат построил свои классовые производ
ственные союзы. Союзы—школы коммунизма, школы ленинизма.
***
Третья дата—18 марта, день Парижской Коммуны.
Нам хочется напомнить о тех работниках искусств, имя которых тесно и непосредственно связано с героическими событиями Парижской Коммуны. И память которых, мы должны не только сами чтить, но и передать имена их „смене“.
Феликс Пиа—драматург, автор целого ряда социальных мелодрам (и среди них, между прочим, чрезвычайно популярной и дожившей до наших дней мелодрамы „Парижские Нищие“)· После Революции 1848 года, когда надвинулась реакция, он вынужден был эмигрировать из Франции. Только через 20 лет, после амнистии 1869 года, Пиа получает возможность вер
нуться во Францию. Здесь он со всей энергией берется за перо журналиста, но французское правительство с не меньшей
энергией обрушивает на него целый ряд тюремных приговоров, которые заставляют его вновь оставить пределы „родины“. С падением империи, в сентябре 1870 г.,
он вновь возвращается во Францию и со страниц газеты „Борьба“ открывает жестокий обстрел правительства Национальной Обороны. В октябре и в январе он принимает активное участие в попытках рабочих свергнуть правительство. В великие дни защиты Коммуны Феликс Пиа—член первого и второго исполкома Коммуны. Через год после падения Коммуны Феликс Пиа в третий и последний раз оставляет Францию, правительством которой он был заочно приговорен к смертной казни.
Жюль Валлес—сын учителя. За участие в студенческих волнениях попадает в тюрьму. Выпущенный оттуда и лишенный кро
ва и средств он бродяжит между Парижем и Нантом. То оседает в деревенской школе, окруженный детворой, то лихорадочно,
пишет и выколачивает гроши из редакций, а то и бездомничает, ночуя под открытым небом. Только позже он попадает в сотруд
ники „Фигаро“ и Франция знакомится с художественными страницами его рассказов, напоминающих нашего Горького.
Его герои—интеллектуальный пролетариат, нищенствующая среди роскоши Парижа богема. Собрав свои очерки в одну кни
между Версалем и Парижем. Но искренний, увлекающийся, загорающийся, он, убедившись в утопии таких мечтаний, со всей категоричностью пишет в одной из своих статей: „пусть версальская армия знает, что Париж решится лучше на край
нюю меру, чем сдаться». Валлес председательствует на последнем заседании Коммуны. И с заседания отправляется на бар
рикаду XI округа, под огонь ворвавшихся в Париж версальцев. Валлесу удалось скрыться от расправы палачей Тьера, он бежал в Лондон. Здесь он пишет свою имеющую автобиографическое значение трилогию „Дитя“, „Бакалавр“ и „Мятежник“. На странице посвящения „Мятежни
Третье славное имя, тоже связанное с Коммуной—знаменитый художник Курбэ.
Когда после падения империи и превозглашения республики в сентябре германская армия подходила к Парижу, Курбэ написал письмо-обращение к немецким художникам, в котором предлагал им сделать все для немедленного учреждения республики и в
Германии, а все пушки Круппа и пушки Франции перелить в памятник братству народов. Курбэ был избран членом Ком
муны и стоял во главе коммиссии по охране памятников искусства. 13-го апреля правительство Коммуны постановило снять с Вандомской площади памятник-колонну Наполеону. Короткий, но выразительный декрет гласил: „принимая во внимание, что императорская колонна на площади Вандом является памятником варварства, символом грубой силы и ложной славы, утверждением милитаризма, отрицанием международного права, вечным оскорбительным вызовом победителей побежденным, постоянным покушением на один из трех великих принципов республики—братство, Парижская Коммуна постановляет: Вандомская колонна должна быть снесена“. В издании декрета ближайшее участие принимал Курбэ.
Четвертый — французский поэт - социалист Эжень Потье, автор пролетарского гимна «Интернационал». Потье по происхождению рабочий. Принимал деятельное участие в революции 48-го года. Был членом коммуны. После поражения коммунаров ему удалось бежать в Америку. Вернулся он оттуда после амнистии 1880 г.
„Париж рабочих со своей Коммуной всегда будет чествуем, как славный предвестник нового общества. Его мученики воздвигли себе памятник в великом сердце рабочего класса. Его палачей история уже теперь пригвоздила к тому позорному столбу, от которого никто не в силах будет их оторвать“. Это слова Маркса. Чествуя со всем пролетариатом героев Ком
муны и создавая им „памятник в великом сердце рабочего класса“, мы работники искусств должны в нашем сердце отметить и тех художников слова и кисти, имена которых неразрывно связаны с красным знаменем Парижской Коммуны.
ЭМ. БЕСКИН.
Всякому, кто интересуется русским
современным музыкальным творчеством и следит за его судьбами по журналам и газетам, должно казаться, что весь круг этого творчества замыкается не более как тремя—четырьмя именами композиторов, которыми текущая пресса главным образом и занимается.
На самом-же деле это не так: наша русская музыкально-творческая область насчитывает вовсе не единицы активных работников. Те «крупнейшие», о которых говорят и пишут,—суть, так сказать, вехи, указующие пути и направлення нашей современной музыки; что-же касается «малых сих», композиторов-массовиков, которыми печать или вовсе не интересуется, или интересуется редко, то их в количе
ственном отношении не только не мало, но, пожалуй, слишком много даже на такую огромный союз, как С.С.С.Р.
Чтобы иметь некоторое представление об общем количестве пишущей компози
одной Москве ее насчитывается свыше ста человек! Заметим при этом, что мы совсем не включаем бесчисленных творцов шантанно-кабаретной и иной «фок
строттщины»,—мы берем лишь подлинно квалифицированную силу, прошедшую серьезную школу, обладающую техникой своего ремесла, уже так или иначе практи
чески проявившую себя на поприще музыкального творчества.
Где-же они, эти русские композиторы? Почему о них ничего не знает русская общественность; и если они, паче чаяния, каким либо образом «угнетены», то поче
му они не заявят об этом сами, потребовав к себе общественного внимания?
Представьте, читатель, что вся эта масса московских творцов музыки живет боко-бок с вами, при чем живет даже не вразброд, как это было встарину, а вполне организованно и достаточно сплочено, со
ставляя объединение, именуемое «Всероссийской Ассоциацией Композиторов».
Эта «ассоциация» выстроена по типу так наз. «научно - художественных обществ»,—типу довольно распространен
ному в наше время. Она имеет свой устав, утвержденный правительством, определяющий ее деятельность, права и обязанноси членов и т. д.; она даже является почти что официальным органом Наркомпроса,
вую сущность стоявшего у власти соглашательского блока под фирмою «временного правительства».
Если февраль был предтечей, ступенькой к Октябрю политическому, то и
все профессиональное движение от февраля было тою-же ступенью к профсоюзному Октябрю, к широкому классово-производственному объединению по принципу, «еди
ная отрасль народного хозяйства—единый
союз». Период керенщины по линии нашего производства определялся нарождением многочисленных цеховых и даже кастовых союзов и союзиков, углублявших согла
шательскую идею «независимости профессиональных союзов» лозунгами «аполитич
ности» и «святости» самого искусства. Все это было на руку в конечном итоге только предпринимателю, хозяину, который имел пред собой разрозненные по цехам группы
трудящихся, отстаивавших каждая свои экономические интересы.
Теперь каждому из работников искусств с совершенной очевидностью ясна цена и этой «независимости» и «аполитич
ности». Путь от свержения самодержавия до Октября был путь той ликвидации промышленно-буржуазной демократии и связанных с ней форм желтого профдвижения, победив которые пролетариат построил свои классовые производ
ственные союзы. Союзы—школы коммунизма, школы ленинизма.
***
Третья дата—18 марта, день Парижской Коммуны.
Нам хочется напомнить о тех работниках искусств, имя которых тесно и непосредственно связано с героическими событиями Парижской Коммуны. И память которых, мы должны не только сами чтить, но и передать имена их „смене“.
Четверо из них были членами Коммуны— Феликс Пиа, Жюль Валлес, Курбэ и Потье.
Феликс Пиа—драматург, автор целого ряда социальных мелодрам (и среди них, между прочим, чрезвычайно популярной и дожившей до наших дней мелодрамы „Парижские Нищие“)· После Революции 1848 года, когда надвинулась реакция, он вынужден был эмигрировать из Франции. Только через 20 лет, после амнистии 1869 года, Пиа получает возможность вер
нуться во Францию. Здесь он со всей энергией берется за перо журналиста, но французское правительство с не меньшей
энергией обрушивает на него целый ряд тюремных приговоров, которые заставляют его вновь оставить пределы „родины“. С падением империи, в сентябре 1870 г.,
он вновь возвращается во Францию и со страниц газеты „Борьба“ открывает жестокий обстрел правительства Национальной Обороны. В октябре и в январе он принимает активное участие в попытках рабочих свергнуть правительство. В великие дни защиты Коммуны Феликс Пиа—член первого и второго исполкома Коммуны. Через год после падения Коммуны Феликс Пиа в третий и последний раз оставляет Францию, правительством которой он был заочно приговорен к смертной казни.
Жюль Валлес—сын учителя. За участие в студенческих волнениях попадает в тюрьму. Выпущенный оттуда и лишенный кро
ва и средств он бродяжит между Парижем и Нантом. То оседает в деревенской школе, окруженный детворой, то лихорадочно,
пишет и выколачивает гроши из редакций, а то и бездомничает, ночуя под открытым небом. Только позже он попадает в сотруд
ники „Фигаро“ и Франция знакомится с художественными страницами его рассказов, напоминающих нашего Горького.
Его герои—интеллектуальный пролетариат, нищенствующая среди роскоши Парижа богема. Собрав свои очерки в одну кни
гу, он назвал ее «Отщепенцы». Сам по складу всего своего мышления романтик, мечтатель, Валлес был склонен вносить свою романтику и в политику. Ему каза
лось, что можно достигнуть „соглашения“
между Версалем и Парижем. Но искренний, увлекающийся, загорающийся, он, убедившись в утопии таких мечтаний, со всей категоричностью пишет в одной из своих статей: „пусть версальская армия знает, что Париж решится лучше на край
нюю меру, чем сдаться». Валлес председательствует на последнем заседании Коммуны. И с заседания отправляется на бар
рикаду XI округа, под огонь ворвавшихся в Париж версальцев. Валлесу удалось скрыться от расправы палачей Тьера, он бежал в Лондон. Здесь он пишет свою имеющую автобиографическое значение трилогию „Дитя“, „Бакалавр“ и „Мятежник“. На странице посвящения „Мятежни
ка“ значится: «всем жертвам социальной
несправедливости, прибегнувшим к оружию против мира эксплоатации“.
Третье славное имя, тоже связанное с Коммуной—знаменитый художник Курбэ.
Когда после падения империи и превозглашения республики в сентябре германская армия подходила к Парижу, Курбэ написал письмо-обращение к немецким художникам, в котором предлагал им сделать все для немедленного учреждения республики и в
Германии, а все пушки Круппа и пушки Франции перелить в памятник братству народов. Курбэ был избран членом Ком
муны и стоял во главе коммиссии по охране памятников искусства. 13-го апреля правительство Коммуны постановило снять с Вандомской площади памятник-колонну Наполеону. Короткий, но выразительный декрет гласил: „принимая во внимание, что императорская колонна на площади Вандом является памятником варварства, символом грубой силы и ложной славы, утверждением милитаризма, отрицанием международного права, вечным оскорбительным вызовом победителей побежденным, постоянным покушением на один из трех великих принципов республики—братство, Парижская Коммуна постановляет: Вандомская колонна должна быть снесена“. В издании декрета ближайшее участие принимал Курбэ.
Четвертый — французский поэт - социалист Эжень Потье, автор пролетарского гимна «Интернационал». Потье по происхождению рабочий. Принимал деятельное участие в революции 48-го года. Был членом коммуны. После поражения коммунаров ему удалось бежать в Америку. Вернулся он оттуда после амнистии 1880 г.
„Париж рабочих со своей Коммуной всегда будет чествуем, как славный предвестник нового общества. Его мученики воздвигли себе памятник в великом сердце рабочего класса. Его палачей история уже теперь пригвоздила к тому позорному столбу, от которого никто не в силах будет их оторвать“. Это слова Маркса. Чествуя со всем пролетариатом героев Ком
муны и создавая им „памятник в великом сердце рабочего класса“, мы работники искусств должны в нашем сердце отметить и тех художников слова и кисти, имена которых неразрывно связаны с красным знаменем Парижской Коммуны.
ЭМ. БЕСКИН.
ГДЕ РУССКИЕ КОМПОЗИТОРЫ?
Всякому, кто интересуется русским
современным музыкальным творчеством и следит за его судьбами по журналам и газетам, должно казаться, что весь круг этого творчества замыкается не более как тремя—четырьмя именами композиторов, которыми текущая пресса главным образом и занимается.
На самом-же деле это не так: наша русская музыкально-творческая область насчитывает вовсе не единицы активных работников. Те «крупнейшие», о которых говорят и пишут,—суть, так сказать, вехи, указующие пути и направлення нашей современной музыки; что-же касается «малых сих», композиторов-массовиков, которыми печать или вовсе не интересуется, или интересуется редко, то их в количе
ственном отношении не только не мало, но, пожалуй, слишком много даже на такую огромный союз, как С.С.С.Р.
Чтобы иметь некоторое представление об общем количестве пишущей компози
торской братии, скажем, что только по
одной Москве ее насчитывается свыше ста человек! Заметим при этом, что мы совсем не включаем бесчисленных творцов шантанно-кабаретной и иной «фок
строттщины»,—мы берем лишь подлинно квалифицированную силу, прошедшую серьезную школу, обладающую техникой своего ремесла, уже так или иначе практи
чески проявившую себя на поприще музыкального творчества.
Где-же они, эти русские композиторы? Почему о них ничего не знает русская общественность; и если они, паче чаяния, каким либо образом «угнетены», то поче
му они не заявят об этом сами, потребовав к себе общественного внимания?
Представьте, читатель, что вся эта масса московских творцов музыки живет боко-бок с вами, при чем живет даже не вразброд, как это было встарину, а вполне организованно и достаточно сплочено, со
ставляя объединение, именуемое «Всероссийской Ассоциацией Композиторов».
Эта «ассоциация» выстроена по типу так наз. «научно - художественных обществ»,—типу довольно распространен
ному в наше время. Она имеет свой устав, утвержденный правительством, определяющий ее деятельность, права и обязанноси членов и т. д.; она даже является почти что официальным органом Наркомпроса,