ными бровями и рядом о ним характерый силуэт Санина; уже смотрели они репетиции «Трактирщицы», во время которой сладко за
мирало сердце от волнения; уже среди зимы учитель наш Вл. Ив. Немирович-Данченко го
ворил покойной М. Г. Савицкой, Мейерхольду и мне, что мы будем оставлены в этом театре, если удастся осуществить мечту о его создании—и мы бережно хранили эту тайну».
Мечту осуществить удалось.
14 июня 1898 г. приглашенные актеры нового театра, в ту пору носившего название художественно-общедоступного, должны были прибыть в Пушкино на дачу H. Н. Архипова— на молебен и заседание перед открытием подготовительных работ к сезону.
Мейерхольд промежуток между окончанием училища и 14 июня проводил у себя на ро
дине в Пензе, откуда и приехал в Москву 12 июня.
Сохранившаяся пачка писем Всеволода Эмильевича к жене дает возможность проследить
шаг за шагом театральное лето 98-го года основоположное для Художественного Театра, и лично для Мейерхольда.
Для настоящей заметки используем только те места, какие относятся ко дню 14 июня, первой дате в профессиональной летописи Meйерхольда—актера.
Вот как прошел этот день по описанию Мейерхольда.
«Приехал я в Пушкино (конечно, без вещей) часов в 12 дня. Со мной вместе прие
хал и Москвин (сговорились раньше). С этим же поездом приехали Дарский и Судьбинин».
«Приезжаем рано. Артисты еще не все в сборе: человек пять не больше. Спешу осмо
треть нашу летнюю резиденцию. Довольно большой деревянный барак, состоящий из двух почти одинаковых частей: одну часть занимает сцепа, другую—зрительный зал. Сцена па высоких подмостках, довольно большая, занавес
Дача Архипова в Пушкино.
сшит из такой материи, из какой крестьяне шьют себе рубахи. Рампа будет освещаться керосином. К той части барака, где находится сцена, прилегают две комнаты с разных сто
рон. Это женская и мужская уборные. Дверь из зрительной залы выходит на веранду».
Когда Мейерхольд и его спутники пришли, все уже было приготовлено к торжеству: «в зрительном зале стоял стол, покрытый белой скатертью, на нем образа, вода и все необ
ходимое для молебна. На веранде два стола с закусками и пирогами для чая». На этом описание торжества в письме от 15 июня об
рывается. Письмо от 18-го июня содержит продолжение. Оно начинается с того момента, когда, после молебна, К. С. Станиславский (Мейерхольд пишет Алексеев) произнес речь. Речь, по мнению Мейерхольда, «горячую и красивую».
Но речь эта не удовлетворяет вполне Мейерхольда. И он делает очень характерное замечание.
«Жаль только, что глава товарищества— созданного со специальной просветительной целью учредить в М. (оскве) общедоступный
театр—не отказывается от девиза: «искусство для искусства».
Дальше он вкратце описывает открывшееся после чая, под председательством Станиславского, заседание.
«Прежде всего прочитаны были приветственпные телеграммы от тех, кто не мог присут
ствовать на заседании»... «Заседание было несколько официально по работе: составление ответных телеграмм, чтение протокола и пр. Неофициальная часть заседания была посвя
щена раздаче ролей («Антигона» «Шейлок» и «Гувернер»)».
«Гувернер» был роздан для пушкинского постоянного театра „т. е. вернее было бы сказать—добавляет Мейерхольд — специально для пушкинской публики». Он сам оказался занятым и в Антигоне и в Шейлоке: в пер
вой роли Тирезия, во второй, в роли Принца Арагонского.
Так прошел первый день Московского Художественного Театра и первый день деятельности Мейерхольда на профессиональной сцене.
Прошло почти четыре года пока оказалось, что пути Станиславского и Немировича и путь Мейерхольда различны.
Но для этого нужно было и Художественному театру и Мейерхольду прожить вместе не мало и горького и радостного.
Московский Художественный Театр первый этап юбилейного двадцатипятилетия Всеволода Мейерхольда. Н. Волков