ЯКОВЪ ѲЕДОРОВИЧЪ КАПКОВЪ.

(1810—1864 гг.}.
Въ пятидесятыхъ годахъ XIX вѣка въ Россіи было странное смѣшеніе стилей, идей и чувствованій.
Героическіе мечтатели 12-го года отошли въ область преданій.
Поэзія интимности казалась уже вчерашнимъ днемъ. Націонализмъ, славянофильство и мѣщанскій сантиментализмъ выступаютъ во всѣхъ общественныхъ вопросахъ.
Желѣзная рука императора Николая держитъ въ тискахъ всѣ проявленія человѣческаго чувства.
„Жизнь только служба, такъ какъ всякій долженъ служить”, говоритъ императоръ и воля Монарха подчиняетъ все. Но въ этомъ подчиненіи чувствуется уже подавленный протестъ вырастающаго сословія, заявляющаго о своемъ правѣ.
Возстаніе декабристовъ и освобожденіе крестьянъ — вотъ тѣ границы въ предѣлахъ которыхъ заключенъ стиль мѣщанскаго романтизма. Помѣщичье искусство умерло съ Венеціановымъ, идеи народничества и вторженіе толпы въ храмъ избранныхъ произошло только черезъ четверть вѣка. Теперь же мысли и чувства всѣхъ заняты тѣмъ вторымъ сословіемъ, которое начинаетъ выходить изъ темноты, неза
мѣтно окрѣпнувъ. До Ѳедотова никому не могло придти въ голову писать купца, сватающаго дочь за офицера. „Смерть Фидельки” была днемъ духовной смерти дво
рянскаго сословія. „Мертвыя души” заняли мѣсто живыхъ, но мертвыхъ скоро похоронили.
На сцену въ живописи и литературѣ выступаютъ откупщики, зажиточные лавочники, чиновники, вдовы бѣдныхъ офицеровъ. Купцы выдаютъ дочерей за про
мотавшихся мелкопомѣстныхъ, чиновники, получивъ первый крестъ, пробираются въ дворяне, вдовушки плачутъ о мужьяхъ умершихъ не на войнѣ, а въ госпиталѣ отъ болѣзни. Грубые радуются, а слабые тоскуютъ. Эти послѣдніе ищутъ впечатлѣній
вдали отъ постылаго отечества. Штернбергъ одинъ изъ первыхъ вводитъ въ моду восхищеніе Италіей.
Италія, которая предыдущимъ поколѣніямъ казалась во сто кратъ хуже любого русскаго провинціальнаго городишки, теперь становится прекраснѣе всего. Щедринъ пишетъ итальянскую природу, Штернбергъ, Худяковъ и Рауловъ — людей, которые живутъ въ ней.
Карлъ Брюлловъ переноситъ краски Юга въ столицу Сѣвера. Это реакція противъ мрачной гаммы романтиковъ временъ Александра I. Это яркое солнце, ворвавшееся въ окно лѣтомъ послѣ весенняго пробужденія. Но лѣто въ Россіи продол
жается не долго. Первые предвѣстники осени — георгины начинаютъ уже цвѣсти. Люди молятся и ищутъ новаго Бога. Мистицизмъ Бруни — эхо ученія „назарейцевъ” въ Германіи звучалъ „какъ арфа Давида, прославляющая Бога”. Это смѣшеніе мѣ
щанскаго сантиментализма и христіанскаго смиренія очень характерно для эпохи.
Брюлловъ, Бруни и Ѳедотовъ — вотъ имена составляющія центръ всего. Каждый изъ нихъ по своему отражаетъ въ своемъ творчествѣ исканія современниковъ. Каждый изъ нихъ далекъ отъ другого, но всѣ вмѣстѣ образуютъ то цѣлое, которое составляетъ эпоху.
Рѣдко какой художникъ такъ характеренъ для своего времени, какъ Капковъ, соединившій въ себѣ исканія трехъ вожаковъ художественной школы. „Турчанка”
Румянцевскаго музея говоритъ о вліяніи автора „Помпеи” на Капкова. Грустныя Мадонны съ печальными остановившимися глазами напоминаютъ Бруни. „Вдовушка” почти та же, что у Ѳедотова. Всѣ три разныя существа, но скованы тѣмъ, что жи
вутъ въ одно время. Всѣ они созданы не сами по себѣ, а изъ чувствованій среды ихъ окружающей.