других иностранных художников, посещавших Петербург, например, знаменитого французского живописца Луи Токе [1696 —1772]; с Бестужевского портрета последнего он, по словам Штелина, сделал в 1764 году превосходную копию,
которую трудно было отличить от подлинника. Судя по выполненной им в 1765 году картине ,Венера, Амур и Сатир1 Рокотов был знаком и с ино
странной, главным образом французской гравюрой своего времени, проникавшей
в Россию и знакомившей русских художников и общество с произведениями западных мастеров XVI, XVII и XVIII веков.
В 1760 году Рокотов получил звание академика ,живописи исторической и портретной , на условии скорого представления в Академию картины исто
рического содержания, но только в 1765 году выполнил он обязательство, представив свою ,Венеру, Амура и Сатира [в собр. Академии Художеств]. Картина эта представляет собой точную копию с ,Венеры, Амура и Сатира итальянского мастера Луки Джордано [1632—1705], находящейся ныне в Англии в собрании герцога Девонширского. С ведома Академии Рокотов
копировал эту картину по неизвестной, но, вероятно, французской гравюре того времени, но не по знаменитой английской гравюре Франческо Бартолоцци [1728—1813], так как последняя была выполнена автором лишь в 1767 году, а Рокотов писал свою Венеру в 1765.
Композиция картины Луки Джордано, типы четырех изображенных в ней лиц: Венеры, Амура, Сатира и прислужницы Венеры скопированы Рокотовым с той тщательностью и уменьем, которое отличают этого мастера уже в ранние годы его творчества. Нагая Венера, прикрытая вокруг бедер узкой драпировкой, возлежит на ложе и, облокотись на локоть своей левой руки, правой обнимает льнущего к ней Амура; справа из темноты, слегка наклонясь над ней, выгля
дывает алчная голова Сатира; также, слегка склонясь над Венерой, из -за ее спины смотрит на нее прислужница; на заднем плане, в пролете между двумя колоннами, из которых одна [правая] скрыта драпировкой, видно темное небо с грозовыми тучами. Повторяя картину Джордано как в существенном, так и в деталях, Рокотов отступает от нее в том, чего не могла ему дать гравюра,— в колорите: колорит Рокотова произволен и носит на себе следы колористического стиля XVIII, а не XVII века.
Самый факт допустимости подобного копирования в ответственных работах на звание академика чрезвычайно показателен: только что народившаяся русская Академия Художеств ясно сознавала слабость, несамостоятельность русского искусства. Творчество крупных мастеров Запада—тот необходимый фундамент, на который опиралось русское искусство в XVIII веке. Отвергнув основы исконного национального искусства—иконописи, оно взамен не нашло в себе навыков и приемов для искусства светского, в европейском духе и масштабе,—отсюда западные заимствования, отсюда не только разрешения художникам по их выбору копировать для своих зачетных работ, но и прямые указания академических руководителей на те или иные художественные произведения, достойные служить оригиналами.
Что касается Рокотова, то в данном случае чрезвычайно странен выбор художника Луки Джордано. Этот итальянский мастер второй половины XVII века, хотя и был учеником одного из столпов живописи барокко Пьетро да Кортона и унаследовал отчасти от своего учителя и его пышный декоративный стиль и некоторую условность композиции, но по характеру обработки тем и самой фактуре, небрежной и растрепанной, ближе к натуралистической школе Караваджо
которую трудно было отличить от подлинника. Судя по выполненной им в 1765 году картине ,Венера, Амур и Сатир1 Рокотов был знаком и с ино
странной, главным образом французской гравюрой своего времени, проникавшей
в Россию и знакомившей русских художников и общество с произведениями западных мастеров XVI, XVII и XVIII веков.
В 1760 году Рокотов получил звание академика ,живописи исторической и портретной , на условии скорого представления в Академию картины исто
рического содержания, но только в 1765 году выполнил он обязательство, представив свою ,Венеру, Амура и Сатира [в собр. Академии Художеств]. Картина эта представляет собой точную копию с ,Венеры, Амура и Сатира итальянского мастера Луки Джордано [1632—1705], находящейся ныне в Англии в собрании герцога Девонширского. С ведома Академии Рокотов
копировал эту картину по неизвестной, но, вероятно, французской гравюре того времени, но не по знаменитой английской гравюре Франческо Бартолоцци [1728—1813], так как последняя была выполнена автором лишь в 1767 году, а Рокотов писал свою Венеру в 1765.
Композиция картины Луки Джордано, типы четырех изображенных в ней лиц: Венеры, Амура, Сатира и прислужницы Венеры скопированы Рокотовым с той тщательностью и уменьем, которое отличают этого мастера уже в ранние годы его творчества. Нагая Венера, прикрытая вокруг бедер узкой драпировкой, возлежит на ложе и, облокотись на локоть своей левой руки, правой обнимает льнущего к ней Амура; справа из темноты, слегка наклонясь над ней, выгля
дывает алчная голова Сатира; также, слегка склонясь над Венерой, из -за ее спины смотрит на нее прислужница; на заднем плане, в пролете между двумя колоннами, из которых одна [правая] скрыта драпировкой, видно темное небо с грозовыми тучами. Повторяя картину Джордано как в существенном, так и в деталях, Рокотов отступает от нее в том, чего не могла ему дать гравюра,— в колорите: колорит Рокотова произволен и носит на себе следы колористического стиля XVIII, а не XVII века.
Самый факт допустимости подобного копирования в ответственных работах на звание академика чрезвычайно показателен: только что народившаяся русская Академия Художеств ясно сознавала слабость, несамостоятельность русского искусства. Творчество крупных мастеров Запада—тот необходимый фундамент, на который опиралось русское искусство в XVIII веке. Отвергнув основы исконного национального искусства—иконописи, оно взамен не нашло в себе навыков и приемов для искусства светского, в европейском духе и масштабе,—отсюда западные заимствования, отсюда не только разрешения художникам по их выбору копировать для своих зачетных работ, но и прямые указания академических руководителей на те или иные художественные произведения, достойные служить оригиналами.
Что касается Рокотова, то в данном случае чрезвычайно странен выбор художника Луки Джордано. Этот итальянский мастер второй половины XVII века, хотя и был учеником одного из столпов живописи барокко Пьетро да Кортона и унаследовал отчасти от своего учителя и его пышный декоративный стиль и некоторую условность композиции, но по характеру обработки тем и самой фактуре, небрежной и растрепанной, ближе к натуралистической школе Караваджо