и Сальватора Розы. В нем нет ни благородной величавости и пафоса, ни чувства меры, ни равновесия, ни идеальной красоты образов, качеств,
необходимых для всякого академического мастера, легкомысленный оттенок в трактовке тем, грубоватая по народному привлекательность женских типов, горячечно
виртуозная фактура,—вот те особенности, которыми отме
чено его творчество. Если, с точки зрения правоверного
академизма, странен выбор такого мастера в качестве образца для подражания, то
еще более странен выбор
самой картины ,Венера, Амур и Сатира , где Венера не обладает ни правильностью черт лица, ни идеальным, с точки зрения классики, телом: эта маленькая, почти живая женщина с сильно мятым свето-тенью телом, с низким лбом, чувственным ртом и улыбкой, пухлыми щеками—не ,академическая Венера , но Венера .улицы и если нам, людям современности, она нравится жизненностью, натура
лизмом изображения, своей греховностью и горячей виртуозностью фактуры, то едва ли этими качествами она могла импонировать русской Академии и рядовому живописцу того времени, с его узкой, если так можно выразиться, начетческой оценкой художественного произведения. Поэтому можно сказать почти с уверенностью, что не Академия указала картину художнику, но сам художник, остановив на ней свой выбор, просил о разрешении ее копировать. В Рокотове, этом прекрасном русском мастере, чувствуется что-то живое, что не мирилось с академической указкой и корсетом академических правил, и портреты его кисти—лучшее в том доказательство. По живому уму и чувству эта живая женщина, эта натурщица и этот .человеческий ребенок были ближе и понятнее трафаретной богини академического Олимпа—Венеры и ее боже
ственного сына Амура. Увлеченный прекрасным созданием Луки Джордано, русский художник с любовью, точно скопировал ее, со всеми аксессуарами и деталями; его не смутил и прозаический тюфяк на ложе Венеры, который итальянский мастер, отстранив драпировку, с каким-то насмешливым озорством, открывает слева перед зрителем, — тюфяк, пугавший каждого правоверного академика так же, как некогда слово... ,осел‘ жеманность отеля Рамбуллье.
Случаи полного и точного копирования в зачетных академических работах—явление интересное, но частичные заимствования гораздо показательнее, как попытка стать на свои собственные ноги, переделать, отбросив или дополнив то или иное,—словом, как-то по своему переварить заимствованный материал. Такой пример заимствования являет .Чудесный улов рыбы [Русский музей в Ленинграде] А. П. Лосенко, за который он получил в 1762 году звание ад юнкт-профессора.
Лука Джордано. ‚Венера, Амур и Сатир‘. Масло. Собр. герц. Девонширского.
Luca Giordano. ‚Venus‘. Coll. pr. du due de Devonschire.
необходимых для всякого академического мастера, легкомысленный оттенок в трактовке тем, грубоватая по народному привлекательность женских типов, горячечно
виртуозная фактура,—вот те особенности, которыми отме
чено его творчество. Если, с точки зрения правоверного
академизма, странен выбор такого мастера в качестве образца для подражания, то
еще более странен выбор
самой картины ,Венера, Амур и Сатира , где Венера не обладает ни правильностью черт лица, ни идеальным, с точки зрения классики, телом: эта маленькая, почти живая женщина с сильно мятым свето-тенью телом, с низким лбом, чувственным ртом и улыбкой, пухлыми щеками—не ,академическая Венера , но Венера .улицы и если нам, людям современности, она нравится жизненностью, натура
лизмом изображения, своей греховностью и горячей виртуозностью фактуры, то едва ли этими качествами она могла импонировать русской Академии и рядовому живописцу того времени, с его узкой, если так можно выразиться, начетческой оценкой художественного произведения. Поэтому можно сказать почти с уверенностью, что не Академия указала картину художнику, но сам художник, остановив на ней свой выбор, просил о разрешении ее копировать. В Рокотове, этом прекрасном русском мастере, чувствуется что-то живое, что не мирилось с академической указкой и корсетом академических правил, и портреты его кисти—лучшее в том доказательство. По живому уму и чувству эта живая женщина, эта натурщица и этот .человеческий ребенок были ближе и понятнее трафаретной богини академического Олимпа—Венеры и ее боже
ственного сына Амура. Увлеченный прекрасным созданием Луки Джордано, русский художник с любовью, точно скопировал ее, со всеми аксессуарами и деталями; его не смутил и прозаический тюфяк на ложе Венеры, который итальянский мастер, отстранив драпировку, с каким-то насмешливым озорством, открывает слева перед зрителем, — тюфяк, пугавший каждого правоверного академика так же, как некогда слово... ,осел‘ жеманность отеля Рамбуллье.
Случаи полного и точного копирования в зачетных академических работах—явление интересное, но частичные заимствования гораздо показательнее, как попытка стать на свои собственные ноги, переделать, отбросив или дополнив то или иное,—словом, как-то по своему переварить заимствованный материал. Такой пример заимствования являет .Чудесный улов рыбы [Русский музей в Ленинграде] А. П. Лосенко, за который он получил в 1762 году звание ад юнкт-профессора.
Лука Джордано. ‚Венера, Амур и Сатир‘. Масло. Собр. герц. Девонширского.
Luca Giordano. ‚Venus‘. Coll. pr. du due de Devonschire.