ИСКУССТВО И МОЛОДЕЖЬ
оспитательное значение искусства огромно. На мой взгляд, воспитательное значение искус
ства — это самая главная его роль и самый
существенный вопрос из всех тех, которые могут быть поставлены в связи с искусством. Особенно
для молодежи этот вопрос выдвигается на первый план.
В комсомольском возрасте воспитательная работа, начинающаяся еще в детском возрасте,
продолжается и является в значительной степени доминирующей. Именно правильная постановка воспитания и непосредственного участия в жизни
в этом возрасте должна обеспечивать известное их совпадение, т.-е. отвечать формуле Владимира Ильича — учиться работая и работать учась, воспитывая себя.
Вся сущность искусства, в отличие от чистой науки или от чистой публицистики, заключается в том, что оно обращается не только и не столько
к нашим органам познания, сколько воздействует на наши чувства. В этом заключается основной смысл и сила искусства.
Произведение искусства не сразу изменяет наше поведение, но когда оно все больше и больше углубляется в наш организм путем повторного воздействия, тогда оно может его изменить.
Каждый класе создает свою идеологию. В этом заключается сущность истории искусства и куль
туры человечества. В искусстве каждого класса мы видим стремление художественно показать
основные типы данного класса и убедить, что это лучшие типы на свете и что идеи, за которые они борются, самые высокие идеи. Художник стре
мится осмеять своих классовых врагов и привлечь на свою сторону промежуточные классы, показав им место подсобников, соратников и т. д.
Классовое искусство воздействует, укепрляя свою точку зрения и, по возможности, разлагая точку зрения чужого класса. Буржуазия создает свою литературу. Она может быть художественна и очень сильна. Когда вы ее читаете, вы принимаете в себя определенное количество буржуазного яда, который стремится разложить вас.
Если бы мы хранили всех под стеклянным колпаком и не давали бы никому знакомиться с чужим искусством, оно могло бы вдруг ошеломить неподготовленного человека своей подкупающей красотой и своими увлекательными ядовитыми сторонами. А если вы ознакомились с произведениями бур
жуазного искусства при теоретическом разборе их марксистской критикой, то вы над этим искус
ством возвысились, разобрались в нем, и его вред
ные стороны для вас никакого соблазна не представляют. Вы отбрасываете от себя все эти погремушки и мишуру, вы знаете ей цену.
Вот почему мы можем и должны подвергать себя воздействию чужого искусства, но в обстановке
определенной критики, определенных комментариев.
Это тем более важно, что человечество не нами началось, и как в области науки и техники мы не можем отбросить все, что было сделано до нас, так как там есть величайшие ценности, также точно
нельзя все то, что старо в искусстве, выбросить, потому что оно не наше и, стало быть, воспитать нас в нашем духе не может.
Искусство вовсе не создано исключительно для того, чтобы доставлять наслаждение. Оно доставляет и наслаждение, но это не его главная
цель, а скорее попутное явление или необходимое условие. Но классы упадочные сводят все искусство к наслаждению красотой. Красотой называется — музыка ли то будет, какие-нибудь узоры или фигура какого-нибудь животного или чело
века, — восприятие, которое уменьшает затрату усилий при усвоении содержания, т.-е. при котором содержание поступает к нам в более упорядо
ченном виде, чем в жизни. Это можно пояснить примером. Если взять какие-нибудь квадраты, или треугольники разных цветов и в беспорядке раз
бросать их перед вами, то вам это будет казаться пестрым и скучным, а если ритмически располо
жить те же формы и краски, то они превратятся в какие-то узоры, определенным образом построенные и могут вам понравиться.
Толстой не понимал, почему такое, ничего не выражающее, искусство доставляет наслаждение.
Поэтому—«долой искусство», не понимая того, что искусство заключается не только в красоте, что красота—это только одно маленькое окошко всего большого дома искусства, что на самом деле искусство заключается в концентрировании жизвенных впечатлений, для того, чтобы с необыкно
венной силой внедрить их в вас, причем эти впечатления, сила, с которой нам впечатления пере
даны, потрясает наши чувства, изменяет таким образом наши волевые устремления, наши реакции и тем воспитывает человека.
У каждого класса, который хочет учить, искусство учит. Наш класс требует то, чтобы
искусство учило тому, что есть самое важное и к чему устремляется вся жизнь в ее развитии, борьбе за социализм, за общественную жизнь в ее высшем развитии (вернее коммунизм, потому
что социализм есть переходная стадия от нашего времени до коммунизма). И все, что этой цели служит — для нас особенно ценно. Мы требуем от искусства, чтобы оно нам помогало, чтобы оно вос
питывало наши чувства любви и ненависти, так,
чтобы мы становились более совершенными, более точно реагирующими и более сильными борцами за наше дело. А классу упадочному это не нужно. Почему мы видим целый ряд эпох, когда говорили: искусство для искусства, искусство не должно
В
оспитательное значение искусства огромно. На мой взгляд, воспитательное значение искус
ства — это самая главная его роль и самый
существенный вопрос из всех тех, которые могут быть поставлены в связи с искусством. Особенно
для молодежи этот вопрос выдвигается на первый план.
В комсомольском возрасте воспитательная работа, начинающаяся еще в детском возрасте,
продолжается и является в значительной степени доминирующей. Именно правильная постановка воспитания и непосредственного участия в жизни
в этом возрасте должна обеспечивать известное их совпадение, т.-е. отвечать формуле Владимира Ильича — учиться работая и работать учась, воспитывая себя.
Вся сущность искусства, в отличие от чистой науки или от чистой публицистики, заключается в том, что оно обращается не только и не столько
к нашим органам познания, сколько воздействует на наши чувства. В этом заключается основной смысл и сила искусства.
Произведение искусства не сразу изменяет наше поведение, но когда оно все больше и больше углубляется в наш организм путем повторного воздействия, тогда оно может его изменить.
Каждый класе создает свою идеологию. В этом заключается сущность истории искусства и куль
туры человечества. В искусстве каждого класса мы видим стремление художественно показать
основные типы данного класса и убедить, что это лучшие типы на свете и что идеи, за которые они борются, самые высокие идеи. Художник стре
мится осмеять своих классовых врагов и привлечь на свою сторону промежуточные классы, показав им место подсобников, соратников и т. д.
Классовое искусство воздействует, укепрляя свою точку зрения и, по возможности, разлагая точку зрения чужого класса. Буржуазия создает свою литературу. Она может быть художественна и очень сильна. Когда вы ее читаете, вы принимаете в себя определенное количество буржуазного яда, который стремится разложить вас.
Если бы мы хранили всех под стеклянным колпаком и не давали бы никому знакомиться с чужим искусством, оно могло бы вдруг ошеломить неподготовленного человека своей подкупающей красотой и своими увлекательными ядовитыми сторонами. А если вы ознакомились с произведениями бур
жуазного искусства при теоретическом разборе их марксистской критикой, то вы над этим искус
ством возвысились, разобрались в нем, и его вред
ные стороны для вас никакого соблазна не представляют. Вы отбрасываете от себя все эти погремушки и мишуру, вы знаете ей цену.
Вот почему мы можем и должны подвергать себя воздействию чужого искусства, но в обстановке
определенной критики, определенных комментариев.
Это тем более важно, что человечество не нами началось, и как в области науки и техники мы не можем отбросить все, что было сделано до нас, так как там есть величайшие ценности, также точно
нельзя все то, что старо в искусстве, выбросить, потому что оно не наше и, стало быть, воспитать нас в нашем духе не может.
Искусство вовсе не создано исключительно для того, чтобы доставлять наслаждение. Оно доставляет и наслаждение, но это не его главная
цель, а скорее попутное явление или необходимое условие. Но классы упадочные сводят все искусство к наслаждению красотой. Красотой называется — музыка ли то будет, какие-нибудь узоры или фигура какого-нибудь животного или чело
века, — восприятие, которое уменьшает затрату усилий при усвоении содержания, т.-е. при котором содержание поступает к нам в более упорядо
ченном виде, чем в жизни. Это можно пояснить примером. Если взять какие-нибудь квадраты, или треугольники разных цветов и в беспорядке раз
бросать их перед вами, то вам это будет казаться пестрым и скучным, а если ритмически располо
жить те же формы и краски, то они превратятся в какие-то узоры, определенным образом построенные и могут вам понравиться.
Толстой не понимал, почему такое, ничего не выражающее, искусство доставляет наслаждение.
Поэтому—«долой искусство», не понимая того, что искусство заключается не только в красоте, что красота—это только одно маленькое окошко всего большого дома искусства, что на самом деле искусство заключается в концентрировании жизвенных впечатлений, для того, чтобы с необыкно
венной силой внедрить их в вас, причем эти впечатления, сила, с которой нам впечатления пере
даны, потрясает наши чувства, изменяет таким образом наши волевые устремления, наши реакции и тем воспитывает человека.
У каждого класса, который хочет учить, искусство учит. Наш класс требует то, чтобы
искусство учило тому, что есть самое важное и к чему устремляется вся жизнь в ее развитии, борьбе за социализм, за общественную жизнь в ее высшем развитии (вернее коммунизм, потому
что социализм есть переходная стадия от нашего времени до коммунизма). И все, что этой цели служит — для нас особенно ценно. Мы требуем от искусства, чтобы оно нам помогало, чтобы оно вос
питывало наши чувства любви и ненависти, так,
чтобы мы становились более совершенными, более точно реагирующими и более сильными борцами за наше дело. А классу упадочному это не нужно. Почему мы видим целый ряд эпох, когда говорили: искусство для искусства, искусство не должно