замъ, по полуоткрытымъ вѣкамъ, по выраженію лица — дѣвически чистому и благоговѣйному. Она всегда смотритъ внизъ. Тонкій подбородокъ, нервный, чуть по
луоткрытый ротъ, волосы не прямые, но съ очень плавной и длинной волной, открывающіе большой, чистый лобъ, придаютъ ея лицу характеръ волнующей хрупкости. Въ мраморѣ эта голова становится прозрачной и тонкой, какъ видѣ
ніе. Это лицо Голубкина лѣпитъ каждый разъ съ особой осторожной нѣжностью, и почти невозможно представить себѣ, чтобы та самая рука, которой повинуются обычно такія мощныя, почти жестокія формы, была способна на эти ласковыя прикосновенія.
На одной изъ мраморныхъ группъ Голубкиной этой головѣ противупоставлена голова другого типа—звѣринаго и остраго, тоже дѣвичья, но напоминающая копчика, или иную хищную птицу. Въ деревянномъ портретномъ бюстѣ (воспроизведенномъ здѣсь) голова того же хищнаго типа — еще болѣе характерна (де
рево лучше выражаетъ ея плоть, земную, движимую острыми толчками инстинкта). Въ упомянутой группѣ обѣ эти головы противопоставлены одна другой, какъ кон
трасты. Но въ подобныхъ сочетаніяхъ у Голубкиной не слѣдуетъ искать декора
тивнаго замысла: сознательно она ищетъ моральныхъ контрастовъ, декоративность формъ является лишь слѣдствіемъ ея огромнаго художническаго инстинкта.
Вообще, глубоко русскимъ талантамъ, къ типу которыхъ относится А. С. Голубкина, чужда самая идея декоративности, такъ какъ — чужда имъ игра фор
мами и ихъ комбинаціями. Ни у Достоевскаго, ни у Толстого вы не найдете тѣхъ элементовъ ,выдумки‘, которымъ соотвѣтствуетъ понятіе ,декоративности‘ въ искус
ствахъ пластическихъ. Русскій геній — это огонь совѣсти, а не огонь фантазіи.
Онъ исключительно мораленъ. Отсюда истекаетъ тотъ особый русскій реализмъ, который непохожъ на реализмъ другихъ народовъ. Отсюда — та нелюбовь къ реторикѣ и къ паѳосу, которой отличается русское искусство. Что, впрочемъ, нисколько не мѣшаетъ имъ проявляться, но только въ случаяхъ глубокой необходимости.
У Голубкиной вовсе нѣтъ вкуса въ декоративности, но это вовсе не значитъ, чтобы декоративность въ ея скульптурѣ отсутствовала. Напротивъ, тамъ, гдѣ она есть, она проявляется, какъ естественное слѣдствіе внутренняго единства, что придаетъ ей особую цѣнность и значеніе. Примѣръ — воспроизведенные здѣсь эскизы дере
вяннаго украшенія камина, о которыхъ будетъ сказано ниже. Точно также и мра
морная группа, о которой идетъ рѣчь, создана лишь на основаніи контраста моральнаго; но инстинктивное чувство скульптурной линіи и массы подсказало Го
лубкиной то сочетаніе, тотъ поворотъ этихъ двухъ головъ, который придаетъ единство всему мрамору.
Какъ характерный примѣръ отсутствія прямыхъ декоративныхъ задачъ въ творчествѣ Голубкиной, можно привести другую мраморную группу — ,Мать и дѢти‘ (выставка Московскаго Товарищества 1908 г.). Декоративно они не соединены
луоткрытый ротъ, волосы не прямые, но съ очень плавной и длинной волной, открывающіе большой, чистый лобъ, придаютъ ея лицу характеръ волнующей хрупкости. Въ мраморѣ эта голова становится прозрачной и тонкой, какъ видѣ
ніе. Это лицо Голубкина лѣпитъ каждый разъ съ особой осторожной нѣжностью, и почти невозможно представить себѣ, чтобы та самая рука, которой повинуются обычно такія мощныя, почти жестокія формы, была способна на эти ласковыя прикосновенія.
На одной изъ мраморныхъ группъ Голубкиной этой головѣ противупоставлена голова другого типа—звѣринаго и остраго, тоже дѣвичья, но напоминающая копчика, или иную хищную птицу. Въ деревянномъ портретномъ бюстѣ (воспроизведенномъ здѣсь) голова того же хищнаго типа — еще болѣе характерна (де
рево лучше выражаетъ ея плоть, земную, движимую острыми толчками инстинкта). Въ упомянутой группѣ обѣ эти головы противопоставлены одна другой, какъ кон
трасты. Но въ подобныхъ сочетаніяхъ у Голубкиной не слѣдуетъ искать декора
тивнаго замысла: сознательно она ищетъ моральныхъ контрастовъ, декоративность формъ является лишь слѣдствіемъ ея огромнаго художническаго инстинкта.
Вообще, глубоко русскимъ талантамъ, къ типу которыхъ относится А. С. Голубкина, чужда самая идея декоративности, такъ какъ — чужда имъ игра фор
мами и ихъ комбинаціями. Ни у Достоевскаго, ни у Толстого вы не найдете тѣхъ элементовъ ,выдумки‘, которымъ соотвѣтствуетъ понятіе ,декоративности‘ въ искус
ствахъ пластическихъ. Русскій геній — это огонь совѣсти, а не огонь фантазіи.
Онъ исключительно мораленъ. Отсюда истекаетъ тотъ особый русскій реализмъ, который непохожъ на реализмъ другихъ народовъ. Отсюда — та нелюбовь къ реторикѣ и къ паѳосу, которой отличается русское искусство. Что, впрочемъ, нисколько не мѣшаетъ имъ проявляться, но только въ случаяхъ глубокой необходимости.
У Голубкиной вовсе нѣтъ вкуса въ декоративности, но это вовсе не значитъ, чтобы декоративность въ ея скульптурѣ отсутствовала. Напротивъ, тамъ, гдѣ она есть, она проявляется, какъ естественное слѣдствіе внутренняго единства, что придаетъ ей особую цѣнность и значеніе. Примѣръ — воспроизведенные здѣсь эскизы дере
вяннаго украшенія камина, о которыхъ будетъ сказано ниже. Точно также и мра
морная группа, о которой идетъ рѣчь, создана лишь на основаніи контраста моральнаго; но инстинктивное чувство скульптурной линіи и массы подсказало Го
лубкиной то сочетаніе, тотъ поворотъ этихъ двухъ головъ, который придаетъ единство всему мрамору.
Какъ характерный примѣръ отсутствія прямыхъ декоративныхъ задачъ въ творчествѣ Голубкиной, можно привести другую мраморную группу — ,Мать и дѢти‘ (выставка Московскаго Товарищества 1908 г.). Декоративно они не соединены