ничѣмъ; ясно, что художница была связана формой мраморнаго куска, но вовсе не искала внѣшняго единства. Просто надо было включить въ одинъ кусокъ мрамора (а другого куска подъ руками не было) три головы съ тремя выраженіями скорбнаго предчувствія, дѣтскую, отроческую и взрослую, — мать съ двумя дѣтьми. Декоративно и эти три головы между собою но связаны, но внутреннее единство, единство духовнаго порядка сливаетъ ихъ въ одно цѣлое. Необходима глубокая и неподкупная искренность, чтобы путями столь скрытыми, дойти въ области пластическихъ, формальныхъ достиженій до тѣхъ же результатовъ. Въ этомъ про
изведеніи чувствуется отсутствіе ловкости, что при нашей привычкѣ къ виртуозности европейской современной пластики (именно въ разрѣшеніи комбинативныхъ задачъ) кажется на первой взглядъ наивностью; но всмотрѣвшись, мы убѣждаемся, что въ данномъ случаѣ высота искусства именно въ этой наивности, порожденной не невѣдѣніемъ, а искренностью.
Возвращаясь къ разбору тѣхъ ,лидъ‘, которыми опредѣляются тайныя симпатіи и интересы Голубкиной, мы не можемъ не остановиться на мраморѣ, воспроизве
денномъ фототипіей въ началѣ этой статьи. Передъ нами — одно изъ самыхъ странныхъ дѣвическихъ лицъ, отмѣченныхъ А. С. Голубкиной. Устремленная впе
редъ, пристально глядящая голова кажется антично строгой. Ее можно принять за ,Нику‘ или за голову дѣвушки въ нишѣ греческаго надгробія. Но лицо это — современное, съ современными странностями и неправильностями. Исканіе сходства съ античнымъ ваяніемъ не входило въ планы художницы — ее привели къ нему характеръ лица и матеріалъ. Странность этого узкаго лица въ томъ, что удли
ненные глаза, подходящіе къ вискамъ, расположены почти въ профиль, почти по рыбьи. Разрѣзъ рта великъ. Тонкія губы сжаты. Простая, несимметричная линія,
отмѣчающая на темени современную прическу, даетъ всей головѣ крылатое движеніе впередъ.
Какъ здѣсь, такъ и въ, той дѣвичьей головѣ съ тонкими чертами, съ которой мы начали нашъ разборъ, сказывается нагляднѣе всего идеализмъ Голубкиной. Но по своему душевному складу, она склонна къ исканію: для ея творчества характернѣе то, что она находитъ съ трудомъ, съ усиліями, выявляя горѣніе духа, тлѣющаго въ мертвомъ веществѣ. Уже въ деревянномъ портретномъ бюстѣ (который ху
дожница называетъ ,Лисичкой‘) мы могли замѣтить остроту хищной птицы или звѣрька. Въ головѣ деревенской дѣвушки, съ волосами, зачесанными позади, (см.
воспроизв. гипсъ) еще трепетнѣе выражено то ,нѢчто‘, что жалитъ, жжетъ и колетъ ее изнутри, — ея нерасцвѣтшая женскость. Въ цѣломъ рядѣ дѣтскихъ головъ, созданныхъ Голубкиной, можно прослѣдить одну и ту же черту: когда на нихъ смотришь — это то же, какъ если вглядываешься въ завязь цвѣтка, чувствуя и прозрѣвая тѢ силы, которыя работаютъ въ немъ, и тѢ формы, которыя должны въ немъ развиться.
Но въ работахъ самыхъ послѣднихъ лѣтъ А. С. Голубкина покидаетъ дѣвушекъ и