Наконецъ, мы произнесли то слово, которымъ въ настоящее время такъ злоупотребляютъ и въ инвективахъ и въ диѳирамбахъ, — слово ,стиль‘. Стиль„ стильно, стилистъ, стилизаторъ — казалось бы такія ясныя, опредѣленныя по
нятія, но все же происходитъ какой-то подлогъ, дѣлающій путаницу. Когда французы называютъ Ан. Франса стилистомъ, какого не было еще со времени Вольтера, они, конечно, не имѣютъ въ виду исключительно его новеллъ изъ итальянской
исторіи: онъ во всемъ — прекрасный стилистъ, и въ статьяхъ, и въ современныхъ романахъ, и въ чемъ угодно. Это значитъ, что онъ сохраняетъ послѣднюю чистоту, логичность и духъ французскаго языка, дѣлая осторожныя завоеванія, не выходя изъ предѣловъ характера этого языка. И въ этомъ отно
шеніи Маллармэ, скажемъ, отнюдь не стилистъ. Сохранять чистоту языка не значитъ какъ-то лишать его плоти и крови, вылащивать, обращать въ кошерное мясо,—нѣтъ, но не насиловать его и твердо блюсти его характеръ, его склонности и капризы. Грубо можно назвать это—грамматикой (не учебной, но опытной), или логикой родной рѣчи. Основываясь на этомъ знаніи или чутьѣ языка, возможны и завоеванія въ смыслѣ неологизмовъ и синтаксическихъ новшествъ. И съ этой точки зрѣнія мы несомнѣнно назовемъ стилистами и
Островскаго, и Печерскаго, и особенно Лѣскова —эту сокровищницу русской рѣчи, которую нужно бы имѣть настольной книгой наравнѣ съ словаремъ
Даля,—мы повременили бы, однако, называть Андрея Бѣлаго, З. Гиппіусъ и А. Ремизова—стилистами.
Но какъ только мы возьмемъ изреченіе: ,стиль—это человѣкъ‘, мы готовы поставить этихъ авторовъ въ первую голову. Ясно, что здѣсь опредѣляется какое-то совсѣмъ другое понятіе, сравнительно недавнее, потому что, скажемъ, отличить по слогу новеллистовъ одного отъ другого довольно трудно. Очевидно, что дѣло идетъ объ индивидуальности языка, о томъ ароматѣ, о томъ ,je ne sais quoi‘, что должно быть присуще каждому даровитому писателю, что его отличаетъ отъ другого, какъ наружность, звукъ голоса и т. д. Но разъ это присуще всѣмъ (даровитымъ, достойнымъ), то нѣтъ надоб
ности этого подчеркивать, выдѣлять, и мы отказываемся называть стилистомъ автора, развивающаго ,свой‘ стиль въ ущербъ чистотѣ языка, тѣмъ болѣе, что оба эти качества отлично уживаются вмѣстѣ, какъ видно изъ вышеприведенныхъ примѣровъ.
Третье понятіе о стилѣ, пустившее за послѣднее время особенно крѣпкіе корни именно у насъ въ Россіи, тѣсно связано со ,стильностью‘, ,стилизаціей‘; впрочемъ, о послѣднемъ словѣ мы поговоримъ особо.
нятія, но все же происходитъ какой-то подлогъ, дѣлающій путаницу. Когда французы называютъ Ан. Франса стилистомъ, какого не было еще со времени Вольтера, они, конечно, не имѣютъ въ виду исключительно его новеллъ изъ итальянской
исторіи: онъ во всемъ — прекрасный стилистъ, и въ статьяхъ, и въ современныхъ романахъ, и въ чемъ угодно. Это значитъ, что онъ сохраняетъ послѣднюю чистоту, логичность и духъ французскаго языка, дѣлая осторожныя завоеванія, не выходя изъ предѣловъ характера этого языка. И въ этомъ отно
шеніи Маллармэ, скажемъ, отнюдь не стилистъ. Сохранять чистоту языка не значитъ какъ-то лишать его плоти и крови, вылащивать, обращать въ кошерное мясо,—нѣтъ, но не насиловать его и твердо блюсти его характеръ, его склонности и капризы. Грубо можно назвать это—грамматикой (не учебной, но опытной), или логикой родной рѣчи. Основываясь на этомъ знаніи или чутьѣ языка, возможны и завоеванія въ смыслѣ неологизмовъ и синтаксическихъ новшествъ. И съ этой точки зрѣнія мы несомнѣнно назовемъ стилистами и
Островскаго, и Печерскаго, и особенно Лѣскова —эту сокровищницу русской рѣчи, которую нужно бы имѣть настольной книгой наравнѣ съ словаремъ
Даля,—мы повременили бы, однако, называть Андрея Бѣлаго, З. Гиппіусъ и А. Ремизова—стилистами.
Но какъ только мы возьмемъ изреченіе: ,стиль—это человѣкъ‘, мы готовы поставить этихъ авторовъ въ первую голову. Ясно, что здѣсь опредѣляется какое-то совсѣмъ другое понятіе, сравнительно недавнее, потому что, скажемъ, отличить по слогу новеллистовъ одного отъ другого довольно трудно. Очевидно, что дѣло идетъ объ индивидуальности языка, о томъ ароматѣ, о томъ ,je ne sais quoi‘, что должно быть присуще каждому даровитому писателю, что его отличаетъ отъ другого, какъ наружность, звукъ голоса и т. д. Но разъ это присуще всѣмъ (даровитымъ, достойнымъ), то нѣтъ надоб
ности этого подчеркивать, выдѣлять, и мы отказываемся называть стилистомъ автора, развивающаго ,свой‘ стиль въ ущербъ чистотѣ языка, тѣмъ болѣе, что оба эти качества отлично уживаются вмѣстѣ, какъ видно изъ вышеприведенныхъ примѣровъ.
Третье понятіе о стилѣ, пустившее за послѣднее время особенно крѣпкіе корни именно у насъ въ Россіи, тѣсно связано со ,стильностью‘, ,стилизаціей‘; впрочемъ, о послѣднемъ словѣ мы поговоримъ особо.